Мне почему-то вспомнилась одна из голливудских баек Алекса Клементайна. Что-то о звезде немого кино «Фэтти» Арбакле, [1] который случайно ранил девушку в номере этого отеля, — постельный скандал, имевший место в незапамятные времена и безвозвратно разрушивший карьеру актера. Скорее всего, Алекс и сейчас рассказывает эту историю там, наверху. Уж он-то точно не упустит такую возможность.
Водитель переполненного трамвая отчаянно сигналил перегородившей дорогу машине, но мы сумели лихо объехать затор.
— Джереми, ты вполне можешь полежать пару минут. Вытянуть ноги, закрыть глаза. А я принесу тебе кофе. Это президентские апартаменты.
— Итак, мне доведется спать на президентской кровати, — улыбнулся я. — Думаю, стоит взять тебя с собой.
Мне хотелось бы передать то, как ее золотые локоны тяжелой волной падают ей на плечи. Вероятно, она закалывает их сзади, ведь у нее такие густые волосы. Спорим, она считает их слишком уж кудрявыми, и именно это сказала бы мне в ответ, если бы я восхитился их красотой. Но все это лишь внешняя сторона. Как передать движение своей души, когда я заметил ее взгляд? Справа и слева ничего не выражающие лица, а вот в ее глазах было нечто знакомое. Как это передать?
— …президентский сон, и к обеду ты будешь в полном порядке!
Плечо болело, рука тоже. Тысяча книг. Но конечно, я немного кривил душой. Ведь меня обо всем предупреждали.
Холл «Сен-Франсе» сразу же обволок нас золотистым сиянием, шум толпы смешивался со звуками оркестровой музыки. Массивные гранитные колонны с позолоченными капителями. Позвякивание серебра о фарфор. Запах дорогих цветов в холодильных шкафах. Казалось, здесь движется все — даже рисунок на коврах.
— Ты не должен так со мной поступать, — продолжала уговаривать меня Джоди. — Я скажу, что ты устал до предела. Возьму все разговоры на себя…
— Да уж, сама будешь разруливать ситуацию…
А о чем там еще говорить? Сколько недель держится моя книга в списке бестселлеров «Нью-Йорк таймс»? Правда ли, что у меня весь чердак завален рисунками, которых никто не видел? Будет ли в ближайшее время организована выставка моих работ? Как насчет тех двух работ в Центре Помпиду? Неужели французы ценят меня больше американцев? И конечно, масса вопросов о моем альбоме и о субботнем «Шоу Шарлотты», а также о возможном выпуске мультфильмов на студии Уолта Диснея. Но больше всего раздражает меня вопрос: чем отличается от предыдущих книга «В поисках Беттины»?
Ничем. Вот в том-то и проблема. Абсолютно ничем.
Страх в душе потихоньку нарастал. Невозможно повторять одно и то же сто раз кряду, не превращаясь при этом в заводную игрушку. Твое лицо становится неживым, голос тоже, и они это видят. Принимают на свой счет. Причем совсем недавно я позволил себе ряд неосторожных заявлений. Так, в последнем интервью я, сорвавшись, сказал, что если мне глубоко наплевать на «Шоу Шарлотты», то какого черта я должен его стыдиться.
Ну да, четырнадцать миллионов детишек по всей стране смотрят шоу и Шарлотта — мое детище. Так о чем я говорю!
— Ой! Только не поворачивайся! — охнула Джоди. — Но там твоя преданная поклонница…
— Кто?
— Златовласка. Ждет тебя у лифтов. Сейчас я от нее избавлюсь.
— Нет, не смей!
Она действительно была там. Стояла, небрежно прислонившись к стене, как давеча на стол с книгами. Только на сей раз у нее под мышкой была одна из моих книг, в руке сигаретка, которой она время от времени жадно затягивалась, что придавало ей сходство с уличным ребенком.
— Черт меня побери! Она стянула книжку. Зуб даю, — прошипела Джоди. — Она весь день ошивалась в магазине, но ничего не купила…
— Оставь! — шепотом оборвал ее я. — Мы с тобой не из полиции Сан-Франциско.
Златовласка бросила окурок в пепельницу и направилась в нашу сторону. В руках она держала «Дом Беттины». Экземпляр был абсолютно новым, хотя книжка старая. Я написал ее примерно тогда, когда она родилась. От этой мысли мне даже стало немножко не по себе. Я нажал на кнопку вызова лифта.
— Привет, мистер Уокер!
— Привет, Златовласка!
Низкий голос, рождающий ассоциации с карамелью или тающим шоколадом, почти женский голос, исходящий из детского ротика. Я уже с трудом сдерживался.
— Пришлось купить это в другом магазине, — сказала она, вытащив из набитой сумки ручку. Невероятные голубые глаза. — Пока я собиралась, они распродали всю партию.
Вот видишь! Вовсе она не воровка. Я попытался по голосу определить, из каких она мест, но не смог. Резкий, почти британский акцент. Но нет, все же не британский.
— Как тебя зовут, Златовласка? Или мне так и написать: Златовласка?
На носу у нее была россыпь веснушек, светлые ресницы чуть тронуты серой тушью. Выдержка и снова выдержка! Помада, розовая, как жевательная резинка, идеально лежит на пухлых губах. А какая улыбка! Неужели я все еще жив?!
— Белинда, — ответила она. — Но не надо подписывать кому. Просто напишите ваше имя. Этого будет достаточно.
Сдержанная — что есть, то есть. Медленная речь для более четкой артикуляции. Удивительно твердый взгляд.
И все же она была так молода. Если у меня раньше и были хоть какие-то сомнения, то при ближайшем рассмотрении я обнаружил, что она совсем ребенок. Я протянул руку и погладил ее по голове. В этом ведь нет ничего противозаконного? Волосы у нее были густые и в то же время какие-то воздушные. А еще я заметил ямочки у нее на щеках. Две миленькие ямочки.
— Очень любезно с вашей стороны, мистер Уокер.
— Не стоит благодарности, Белинда.
— Я просто услышала, что вы здесь будете. Надеюсь, вы не против?
— Ну что ты, моя красавица! Хочешь пойти на прием?
Неужели я это сказал?!
Джоди, державшая дверь лифта, наградила меня испепеляющим взглядом.
— С удовольствием, мистер Уокер. Если вы действительно этого хотите…
Глаза у нее были даже не голубые, а темно-синие. Синие-синие. Она проскользнула мимо меня в стеклянную кабину. Узкая кость, прямая осанка.
— Конечно хочу, — спохватился я. — Это прием для прессы. Будет толпа народу.
Вот видишь, как все официально. Я не какой-нибудь растлитель малолетних, и никто здесь не собирается хватать тебя за твои роскошные волосы. Роскошные волосы с золотистыми прядями. Вполне натуральный цвет. Но платиновым его точно не назовешь.