– На вашем пути будет немало крутых обрывов, – елейным голосом принялся растолковывать Бельдин. – Ведь сама знаешь, в горах случается всякое...
– Это совершенно исключено! Не для того я перевязывала ему раны, чтобы ты, улучив момент, сбросил его с обрыва.
– Польгара, ты ущемляешь мою свободу отправлять обряды моей веры!
Польгара недоуменно подняла бровь.
– Думал, ты знаешь. Одна из наших заповедей гласит: «Встретил гролима – убей его!»
– Пожалуй, я подумаю, не перейти ли мне в вашу веру, – заявил Закет.
– А ты совершенно уверен, что ты не арендиец? – спросил Гарион.
Бельдин вздохнул.
– Ну, поскольку, Пол, твое призвание – отравлять мне жизнь, сообщаю: я отыскал внизу, чуть ниже линии снегов, поселение погонщиков овец.
– Они называются пастухами, дядюшка, – поправила его Польгара.
– Это одно и то же. А если приглядеться, то и слова-то похожи как близнецы.
– Но «пастухи» звучит все же куда приятнее.
– Приятнее! – фыркнул Бельдин. – Овцы тупы, дурно пахнут и отвратительны на вкус. И те, кто всю жизнь посвящает этим тварям, – либо дефективные, либо извращенцы.
– Ты с утра в прекрасной форме, – отметил Бельгарат.
– Нынче великолепный день для полетов, – широко улыбнулся Бельдин. – Известно ли вам, что в такие солнечные деньки от снегов мощным потоком поднимается приятнейшее тепло? Однажды я взлетел так высоко, что у меня перед глазами замелькали мушки.
– Но это глупо, дядя! – резко оборвала его Польгара. – Очень опасно взлетать высоко, когда воздух такой разреженный!
– Все мы время от времени делаем глупости, – отмахнулся Бельдин. – А какой вид открывается с высоты! Это что-то невероятное! Летим вместе – я тебе покажу.
– Неужели ты никогда не повзрослеешь?
– Сильно в этом сомневаюсь и даже надеюсь, что ничего подобного со мной не произойдет. – Он поглядел на Бельгарата. – Советую вам спуститься на милю или около того и разбить лагерь.
– Но ведь еще рано.
– Отнюдь. Как бы не поздно. Вечернее солнце пригревает – это ощущается даже здесь. Снег начинает подтаивать. Я уже видел целых три снежных лавины. Если ошибиться в выборе места ночлега, то можно спуститься вниз много быстрее, чем вам хотелось бы.
– Мысль интересная. Мы последуем твоему совету и заночуем там, где ты укажешь.
– Я полечу впереди. – Бельдин пригнулся и распростер руки. – Ты и вправду не хочешь меня сопровождать, Пол?
– Не глупи, – отрезала Польгара.
И Бельдин, издав замогильный хохот, взмыл в небо.
Путники разбили лагерь на самом горном хребте. Хотя им и досаждал нестихающий ветер, но схода лавины здесь можно было не опасаться. Гарион дурно спал. От порывов ветра, вволю резвящегося на ничем не защищенном пространстве, их с Сенедрой палатка сотрясалась и гудела, не умолкая. Гариону казалось, что он вот-вот уснет, но этот гул пробирался, казалось, и в самые его сновидения. Он то и дело беспокойно ворочался.
– Тоже не можешь уснуть? – раздался из холодной тьмы голосок Сенедры.
– Это все ветер...
– Постарайся о нем не думать.
– Да я и не думаю, но у меня такое ощущение, будто пытаюсь уснуть внутри огромного барабана.
– Утром ты был очень храбр, Гарион. Когда я услышала о чудовище, насмерть перепугалась.
– Мы и прежде разделывались с чудовищами. Со временем ты привыкнешь.
– Боже, неужели нам никогда это не прискучит?
– Такова участь всех могущественных героев. Сразить парочку монстров перед завтраком – что может быть лучше для аппетита?
– Ты переменился, Гарион...
– Не может быть.
– Да, милый, это так. Когда я впервые встретила тебя, ты ни за что не сказал бы ничего подобного.
– Когда ты меня впервые встретила, я воспринимал все слишком серьезно.
– Но разве ты не относишься серьезно к нашему путешествию? – почти с укоризной спросила Сенедра.
– Разумеется, отношусь! Просто не хочу сосредоточиваться на маленьких неожиданностях, неизбежных в любом путешествии. К тому же нет решительно никакого смысла переживать по поводу того, что уже случилось...
– Ну что же, если заснуть мы все равно не можем... – Сенедра нежно обняла мужа и поцеловала его – с величайшей серьезностью.
Ночью сильно подморозило, и когда путешественники проснулись, снег, накануне вечером угрожающе подтаявший, вновь затвердел. Теперь можно было двигаться в путь, не опасаясь обвала. Поскольку основной удар снежной бури, отбушевавшей накануне, принял на себя горный кряж, на караванном пути снега почти не было, и путники быстро продвигались вперед. Уже к середине дня они миновали зону вечных снегов и тотчас же окунулись в весеннее тепло. Высокогорные луга радовали глаз цветами, которые слегка клонились под свежим ветерком. Ручейки, сбегающие с ледников, весело мчались по сверкающим на солнце камушкам, а лани ласковыми взорами провожали Гариона и его спутников.
В нескольких милях ниже границы вечных снегов им стали попадаться овечьи гурты – животные усердно поглощали на своем пути все подряд, жуя траву и ароматные цветы с одинаковым аппетитом. Все приглядывающие за ними пастухи облачены были в одинаковые белые балахоны без каких-либо украшений – сидя на камнях, они предавались мечтательному созерцанию окрестных красот, в то время как псы их прекрасно справлялись с работой.
Волчица спокойно трусила рядом с Кретьеном. Уши ее то и дело вздрагивали, а янтарные глаза настороженно следили за овцами.
– Не советую, сестренка, – сказал ей по-волчьи Гарион.
– Сестра и не собирается делать ничего такого, – ответила волчица. – Волчица и прежде встречалась с этими зверями, да и с людьми и собаками, которые их оберегают. Украсть овцу легче легкого, но тогда собаки выходят из себя, а их гавканье портит аппетит. – На волчьей морде появилась самая настоящая улыбка. – Правда, сестра может заставить этих зверюшек побегать. Всем надлежит знать, кто хозяин в лесах.
– Брат опасается, что наш вожак будет недоволен.
– Увы, – согласилась волчица. – Возможно, вожак чересчур много о себе понимает. Сестра отметила в нем эту особенность.