– Меня едва не схватили.
И назвал дату и год – именно когда устраивали эту спецоперацию. Оказывается, его задержали, полицейские нашли у него в портфеле моток бечевки, нож и, пардон, тюбик вазелина, и, несмотря на обличающие улики, его отпустили на все четыре стороны! Вот и ваша полиция! И уверяю вас, за эти годы методы не претерпели никаких изменений!
– И что вы предлагаете, профессор? – спросила я с подозрением.
Маленький ученый с готовностью заявил:
– Самим начать расследование! У меня же огромный опыт в составлении профиля преступников! А вы, Серафима Ильинична, окажетесь полезной в поставке мне информации.
Какой ты умный, подумалось мне, меня аж слеза прошибла от твоего предложения, профессор кислых щей! Ты хочешь, чтобы я, подобно ручной обезьяне, таскала для тебя каштаны из огня, собирала информацию, подвергалась опасности, а ты, ученый щелкопер, присвоил бы себе всю славу – если, конечно, преступник будет пойман!
Профессор неверно истолковал мое молчание. Он с жаром зашептал:
– Я так и знал, что вы согласитесь, уважаемая Серафима Ильинична. Сейчас самое время осмотреть место преступления.
И, схватив за руку, мерзкий профессор потащил меня к выходу.
Когда я в компании с болтливым бахвалом Черновяцом, который вспоминал дела из своей многолетней практики, оказалась в павильоне, где произошла трагедия, то увидела, что расследование идет полным ходом.
Присутствовал сам начальник полиции Варжовцов полковник Порох. Нас вначале не хотели пропускать, но горлопан-профессор добился своего. Порох – высокий статный полицай с копной седых волос и пронзительными голубыми глазами – галантно приветствовал меня и непроизвольно скорчил кислую рожу, заметив назойливого профессора. Кажется, мы разделяли с ним одно и то же чувство по отношению к неуемному Эрику.
– Думаю, что Марк Казимирович может быть доволен, – заявил Порох. – Я не понимаю одного – почему он так долго тянул с историей про анонимные письма и не поставил в известность меня? Понятно, он опасался огласки, ему не хочется, чтобы понаехали журналисты и стали писать статейки про то, как неизвестный поклонник преследует его жену. И вот к чему привела такая нерешительность – один человек погиб, а сама Юлиана Генриховна лишь благодаря счастливому стечению обстоятельств осталась жива. Если бы не тот актер, который был с ней на площадке, то смерти ей не миновать. Основная тяжесть конструкции обрушилась на него, он заслонил ее собой. Да…
Павильон был оцеплен, несколько человек, видимо, полицейские эксперты, внимательно осматривали рухнувший потолок. Я спросила у Пороха о том, как двигается расследование.
– Всему свое время, – ответил тот. – Это только в книгах частные детективы всегда оказываются на шаг впереди туповатых полицейских, на самом деле мои ребята нашли уже очень много.
– Отпечатки? – вставил Черновяц.
Порох натужно рассмеялся:
– Уважаемый профессор, кто бы мог сомневаться, что вы окажетесь тут как тут! Нет, отпечатков нет, но это не самое главное. Так и быть, я покажу вам, как нужно работать.
Пока он вел нас к спикировавшему вниз стальному потолку, Порох шепнул мне:
– Серафима Ильинична, избавьте нас, полицейских, от этого несносного человечка. – Он ткнул пальцем в сторону профессора, который на карачках ползал около рухнувшего потолка. – Вы не можете себе представить, как он нам надоел! Может, он и самый компетентный специалист по маньякам в стране, но это не значит, что у него есть право навещать меня по три раза в день и звонить мне домой в пять утра, чтобы поделиться своими соображениями! С тех пор, как в Варжовцах стал действовать этот убийца детей, Черновяц вообще обезумел. Считает, что без него мы маньяка не поймаем! Спасите меня от него!
– Кто бы меня спас от бешеного профессора, – ответила я Пороху. Тот с сочувствием кивнул головой и развел руками.
– Смотрите, – провозгласил Черновяц, воздевая вверх руку с искореженным куском железа. – Видно, что кто-то ослабил крепежные болты, причем сделал это с полным знанием дела. Просто так, наобум, добиться того, чтобы конструкция упала, невозможно. Это кто-то из своих. Вы должны проработать всех, кто был на съемочной площадке или имел сюда доступ. Кстати, полковник, вы можете показать мне письма, которые получала супруга Марка Казимировича. Я, как ведущий в стране эксперт по составлению психологического портрета преступника, смогу выжать из них все, что только можно.
Полковник Порох застонал. Я положила ему руку на плечо и проникновенно сказала:
– Крепитесь, другого выхода у вас нет!
– Я знаю, – тоном приговоренного к гильотине ответил Порох.
Я склонилась над деформированным потолком. Пороха позвал кто-то из подчиненных, полковник ретировался, оставив меня на съедение профессору-коротышке.
Насколько я понимала, никаких серьезных улик в распоряжении полиции пока что не было. Я попыталась вспомнить лица и жесты всех тех, кто оказался свидетелем ужасного происшествия.
Марк Михасевич бросился к жене и попытался ей помочь. Он делал это искренне. Я в который раз отмела навязчивую мысль о том, что сам режиссер мог быть автором анонимок. Зачем ему это? Он же любит Юлиану, у них есть дочь, успех, деньги.
Различные лица вертелись у меня перед глазами. Одна физиономия выделялась особенно.
Зоя. Я никак не могла понять, что меня так беспокоило. Я понимала, что секретарша была настроена к Понятовской не самым лучшим образом, но это не означало, что Штольц причастна к покушению. Тут меня осенило. Вот она, эта мелочь, которая так настораживала в поведении Зои.
Странным был не ее взгляд и не ее поведение. Она словно ждала того, что произошло! Она знала, что должно случиться, – знала за секунду до того, как потолок рухнул на Юлиану!
– Похоже, вам пора, – сказал Порох, возвращаясь к нам. – И вам и нам нужно работать, господа философских дел парикмахеры!
Профессор намек проигнорировал, хотя полковник в открытую заявил, что наше и в первую очередь его присутствие – излишне.
Я вполне доверяла профессионализму полковника Пороха и его людей, и если улики будут, они их не пропустят. Но почему-то у меня было такое предчувствие, что улик не окажется. Тот, кто хотел убить Понятовскую, просчитался только в одном – случайность, которую предусмотреть заранее невозможно, вмешалась в дело, и вместо Юлианы погиб другой человек.
Наверное, тот, кто хотел видеть Понятовскую мертвой, сейчас вне себя. Ему придется повторить попытку. Мысль была дельной. Я тотчас сообщила об этом Пороху, тот удивленно поднял густые седые брови:
– Серафима Ильинична, душка, вы думаете, что мы, в провинции, не знаем, как нужно работать? Еще час назад по моему специальному распоряжению у палаты Юлианы Генриховны был поставлен пост. Я прекрасно понимаю, что убийца может снова нанести удар. Однако лишней паники не нужно. Для широких масс это остается несчастным случаем.