В холле я заметила Михасевича. Тот похлопал меня по плечу и сказал:
– Молодец, что пришла, Фима. Я и не знал, что с этими приемами столько мороки. Мы начнем часов в семь или восемь, пока все соберутся…
Суета усиливалась с каждой минутой. Я заприметила Кирилла, который с отсутствующим видом сидел в библиотеке и читал компьютерный журнал. Настя, как всегда, была в центре внимания и, подобно реактивной ракете, носилась по особняку и шалила.
Вскоре суета стала невыносимой. Пришли гости, в основном все те же, что были и до этого, – полковник Порох с супругой, дородный мэр, несколько других местных начальников. Мы с профессором пытались получить от праздника удовольствие.
Апофеозом было явление императрицы Юлианы, как именовала Понятовскую покойная секретарша Зоя.
Актриса прибыла прямо из больницы на огромном старинном кабриолете, который Михасевич неизвестно каким образом раздобыл в провинциальном городке. Все высыпали на улицу, чтобы встречать виновницу торжества. Погода стояла теплая, чувствовалось приближение мая, с моря дул легкий бриз.
Юлиана была великолепна, никто бы не мог сказать, что всего несколько дней назад она лежала в больнице и была готова умереть. До моего чуткого уха донеслись сплетни о том, сколько стоит новое бриллиантовое колье, украшающее тонкую шею супруги режиссера. Это подарок Марка…
Затем состоялся небольшой фейерверк, в темное небо взмыли разноцветные ракеты. Все были обескуражены роскошью и размахом. Наверное, панночка убедила мужа не жалеть денег. Юлиана перецеловалась со всей труппой (я благоразумно скрылась на время лобызаний в дамской комнате) и приняла поздравления от отцов городка.
Действо плавно переместилось в особняк, который стал похож на небольшой дворец. В большой гостиной были накрыты столы, закуска, как оценила я, была превосходная, а вот напитки подкачали. Марк предпочитал водку, поэтому всем приглашенным пришлось пить именно ее.
Местная элита была обескуражена фуршетом: привыкшие к долгим и шумным застольям, они смущались оттого, что негде присесть, и приходилось в руках держать тарелку с массой кушаний.
Михасевич провозгласил тост:
– Дамы и господа, предлагаю выпить за Юлиану Понятовскую – наилучшую актрису из тех, что мне известны!
Так продолжалось не особенно долго, последовали другие тосты, затем режиссер поднял на руки Настю и сказал:
– А теперь за Анастасию Михасевич – наилучшего ребенка!
Я снова заметила сына режиссера. Тот сумрачно и с непонятным блеском в глазах смотрел на отца. Ах, Марк так и не внял моим советам и не заботится об отпрыске!
Первый час праздника был скучноват, затем под действием водки все перезнакомились, я с умилением отметила, как известный актер обсуждает с мэром Варжовцов то, где лучше париться – в финской сауне или герцословацкой баньке, а жена мэра сплетничает с молодыми актрисами о том, как лучше стимулировать сексуальную энергию мужа.
Все это мне наскучило. В компании профессора кислых щей я прогулялась по особняку. Мы пытались пройти в оранжерею, но та оказалась заперта изнутри. Наверняка Марк приказал запереть помещения, дабы любопытные гости не разбрелись по его дому.
Было далеко за два ночи, когда веселье пошло на убыль и приглашенные начали расходиться. Михасевич, немного раскрасневшийся, но вполне крепко державшийся на ногах, самолично провожал гостей, находя для каждого пару добрых слов.
К трем часам прием был окончен. Великолепие фуршета потускнело, столы были опустошены, разноцветные огоньки гирлянд призрачно мерцали в темноте.
– Ну вот, а ты говорил, что какой-то там убийца бродит рядом с нами, – сказал Марк Казимирович, обращаясь к подвыпившему профессору кислых щей. – Все было как нельзя лучше. А тебе, Фима, понравилось?
Не дожидаясь моего ответа (Марк не мог и предположить, что его прием был скучен до невозможности), он обратился к актерской братии, которая продолжала праздновать возвращение Понятовской домой:
– Дамы и господа, всех предупреждаю, завтра съемка! В связи с тем, что сегодня хорошо посидели, начнем в десять. Никаких извинений за опоздание и плохой вид не принимаю.
– Он всегда так, – шепнула я профессору кислых щей. – Марк умеет пить и не пьянеть, а что делать тем, кто пьянеет?
Актеры не спешили расходиться, уже в который раз нестройными голосами поздравляя Юлиану. Марк был доволен.
Профессор задремал на диванчике, я прошла на кухню и попыталась отыскать что-нибудь съедобное. Кто бы мог подумать, что здесь всего несколько дней назад гнездился страх. Теперь же от страха не осталось и следа.
Дверь в зимний сад приоткрылась, оттуда показался Кирилл. Увидев меня, он несколько смутился и, ничего не сказав, побежал к себе наверх. Я зевнула. Завтра у меня поезд в половине десятого. Точнее, уже сегодня. Всего через каких-то пять-шесть часов я окажусь в уютном купе и с чистой совестью забуду о Варжовцах, режиссере Марке Михасевиче и его супруге Юлиане Понятовской. Пусть дальше живет как хочет. Если Марк и причастен к смерти секретарши, то не мне выводить его на чистую воду. Баста!
Поглощая бутерброды с копченой колбасой, я уселась на диван рядом со спящим профессором. Бедняга перебрал спиртного: во сне Эрик походил на старого, потрепанного воробья. С ним прощаться не буду, скроюсь по-английски, не хочу, чтобы он приплелся на вокзал, всучил мне букет увядших гвоздик, слюнявил мою щеку и совал карточку со своим телефоном.
Тем временем Михасевич старался выпроводить последних, наиболее упорных гостей. Наконец это ему удалось. Остался профессор кислых щей, мирно храпевший на диване, и еще несколько человек, которые жаждали в этот поздний час обсудить с режиссером процесс предстоящих съемок.
– Кажется, все прошло на уровне, – заметил режиссер, прижимая к себе Юлиану. – Мэр явно не ожидал такой помпы. Но нелишне им напомнить еще раз, кто я такой.
– Марк, твой подарок просто чудо! – сказала Понятовская, касаясь сверкающего колье с непомерными камнями. – Если ты будешь дарить мне подобные вещи каждый раз, когда я попаду в больницу, то готова оттуда месяцами не вылазить!
Я едва не поперхнулась булочкой. Вот она, вся любовь между Марком и панночкой Юлианочкой – определяется стоимостью и количеством каратов.
– Я рад, что тебе понравилась эта безделушка, – произнес довольный Михасевич. Я злобно подумала, что такая безделушка стоит не меньше ста пятидесяти тысяч долларов.
Я постаралась разбудить профессора кислых щей. Безрезультатно. Что же, пусть дрыхнет на диване, ночь была довольно теплой, хотя чувствовалось еще ледяное дыхание уходящей зимы.
– Ты не видела Настю? – спросил Михасевич, обращаясь ко мне. – Несносная девчонка! Сколько раз ей говорил, чтобы ложилась не позже десяти. Все носится где-нибудь, еще подхватит простуду!
– Наверняка уже спит, – сказала томным голосом Понятовская. – Марк, не волнуйся ты так, я сейчас ее проведаю…