Великий князь запнулся, гость глуповатым голоском подсказал:
– Личный секретарь, Кирри!
Артюр залился тонким звонким смехом, Кирилл Павлович сказал:
– Да, Артюр – мой личный секретарь, Мари. Он живет во дворце и помогает мне работать над каталогизацией библиотеки и сортировкой бумаг...
– В особенности у тебя в спальне! – хихикнул Артюр и снова засмеялся. – А это твоя прелестная падчерица? Вы чудом спаслись от большевиков? О, как занимательно, расскажите нам об этом!
Сославшись на головную боль и усталость, Мари вышла из столовой. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, она слышала неприятный смех Артюра. Ей стало все понятно: пока Шарлотта-Агнес и она сама жили в России, Кирилл Павлович предавался распутной жизни.
Мари заперлась у себя в комнате и попыталась заснуть. Страшные воспоминания не шли у нее из головы. Ради чего она приехала в Париж? Что ее ждет? И есть ли у нее будущее?
Именно об этом Кирилл Павлович и пожелал говорить с ней следующим утром. Великий князь принял ее в своем кабинете – вездесущий Артюр был тут как тут.
– Быть может, ваш секретарь оставит нас? – спросила Мари.
Молодой человек томно ответил:
– Дорогая, у Кирри нет от меня секретов, ведь так?
Великий князь кашлянул и попросил Артюра выйти. Тот надул губы и заявил:
– Кирри, не будь таким букой! Если заявилась твоя падчерица, это ведь не значит, что мы перестанем жить как раньше!
Когда молодой человек вышел из кабинета, Кирилл Павлович сказал:
– Мари, я подумал, что оставаться в Париже – не самое для вас лучшее. Немецкая оккупация Бертрана закончилась, наверное, вы хотите отправиться на родину. Хотя сомневаюсь, что ваш дядя, Мишель-Оноре, будет рад видеть свою единственную... гм... племянницу.
Мари поняла – отчим пытается избавиться от нее. Девушка ответила:
– Нет, мне хорошо и в Париже. Думаю, что задержусь здесь надолго! И не кажется ли вам, Кирилл Павлович, что ваш личный секретарь ведет себя слишком вызывающе?
Лицо Кирилла Павловича побагровело, он отчеканил:
– Мари, это не ваше дело! Вы – не моя родная дочь, Шарлотта-Агнес взяла вас из приюта, и у меня нет никаких перед вами обязательств!
Мари осталась в парижском особняке великого князя. Кирилл Павлович не скрывал, что Артюр, который официально числился секретарем, на самом деле был его любовником. Девушка раздумывала над словами отчима – наверное, ей лучше все же уехать в Бертран. С Кириллом Павловичем ее ничто не связывало, он – совершенно чужой для нее человек. Однако великий князь внезапно изменил свое решение и упросил падчерицу остаться в Париже. Мари сочла, что эта внезапная вспышка родственных чувств – запоздалое раскаяние. Правду ей выложил Артюр.
– Кирри станет русским царем! – в упоении щебетал молодой человек. – Сомнений нет, слава богу, что сумасшедшие большевики расстреляли всю императорскую семью, и, таким образом, Кирри принадлежат все права на корону Романовых! О, об этом скоро официально объявят. Но не думай, Мари, у тебя не будет прав на престол – твои родители неизвестны, тебя из жалости взяли из сиротского приюта!
Кирилл Павлович, который давно лелеял затаенную мечту об императорском титуле, начал проявлять небывалую активность. В Париж прибывало все больше и больше эмигрантов, в том числе офицеры Белой армии, которые утверждали, что царь Николай, царица Александра, наследник престола Алексей и четыре великие княжны стали жертвами новой власти и были зверски убиты. Младший брат царя Михаил, по слухам, тоже лишился жизни.
Между оставшимися в живых Романовыми разгорелась нешуточная склока. Кирилл Павлович был уверен – именно он является прямым наследником последнего императора.
– Вы только подумайте, они не собираются признавать моих законных прав только из-за того, что моя мать была католичкой! – возмущался великий князь. Его матушка, княгиня Елизавета Александровна, была одной из представительниц династии Бурбонов. Она вышла замуж за отца Кирилла Павловича, Павла Сергеевича, но отказалась сменить веру.
Кирилл Павлович нанял самых пронырливых парижских адвокатов и был уверен, что рано или поздно его права на русский престол подтвердит суд.
– Большевистский режим долго не продержится, – повторял вслед за ним Артюр. – Он падет к следующей весне или, уж точно, к лету! Монархию восстановят, и Кирилла коронуют! Но вообще-то я не хочу ехать в Россию, мне так нравится Париж!
Мари требовалась Кириллу Павловичу в качестве декорации – если раньше он не стеснялся появляться в парижском обществе и на приемах в сопровождении Артюра, то отныне это стало для него невозможным.
– Мы должны соблюдать рамки протокола, поэтому, Мари, ты будешь сопровождать меня! Все должны видеть, что я – единственно возможный претендент на русский трон!
Великий князь объявил себя императором Кириллом Первым. Его манифест и указы мало кто воспринимал всерьез, за исключением самого Кирилла Павловича. Он перессорился со всеми родственниками, которые не желали признавать его новым царем. Зато многие парижские газеты (в первую очередь «желтая» пресса) именовали его «новым русским царем в эмиграции», а на приемах великий князь общался только с теми, кто обращался к нему как к «его императорскому величеству».
Мари была невыносима подобная роль, тем более что едва «император» оказывался в особняке, как его встречал Артюр, требовавший от «милого Кирри» как минимум великокняжеского титула.
Один прием следовал за другим, Мари раздаривала улыбки и не запоминала лица. В октябре 1921 года противостояние между Кириллом Павловичем и кланом Романовых достигло апогея. Кирилл Павлович отказался подчиниться грозным требованиям многочисленных родственников, которые запрещали ему именовать себя царем. Наоборот, он ждал со дня на день падения советского режима и строил планы о том, как перестроит резиденции в Царском Селе и Петербурге.
* * *
Мари была вынуждена сопровождать отчима в Гранд-опера – Кирилл Павлович охотно показывался в свете и позировал перед репортерами и фотографами. Он сделал ставку на общественное мнение: если все уверятся в мысли, что он – новый русский император, то никакие родственники не убедят людей в обратном.
Публика встретила Кирилла Павловича аплодисментами. Он, разодетый в белый генеральский мундир с голубой Андреевской лентой и орденами, занял ложу для почетных гостей. Мари, как требовал того протокол, следовала на шаг позади отчима.
Кирилл Павлович был в прекрасном расположении духа. После того, как «Турандот» подошла к концу, он под овации зала встал с кресла и с гордо поднятой головой внимал рукоплещущей толпе. Кто-то затянул «Боже, царя храни», разрозненные голоса подхватили старый российский гимн, и вот уже почти весь партер оказывал Кириллу Павловичу почести как главе России.
– Ну что же, еще немного, и меня официально признают императором, – посвятил приемную дочь в свои планы Кирилл Павлович. – Вы получите титул великой княжны. Ах, Мари, я так счастлив!