— Похоже, я вас недооценил, — откровенно признался Марк.
Удовольствие Звягинцева достигло высшей точки, и пот заструился градом. Чтобы хоть как-то унять его, Звягинцев промокнул физиономию тем же грязным носовым платком, при помощи которого извлек нож из пакета.
— Значит, Шмаринов назвал свой нож в честь бога удачи…
— В честь бога войны, — ненавязчиво поправил Марк.
— Разницы нет. В честь бога войны, который приносит удачу. А Шмаринову нужна была удача в делах.
— Полагаю, что так.
— Мог этот нож быть талисманом, как вы думаете, Марк?
Талисманом или амулетом?
— Мне трудно сказать.
— Дело в том, Марк… Я внимательно осмотрел его вещи.
Кроме денег, кредиток и папки с документами — ничего. Ни бритвы, ни носового платка, ни полотенца, ни даже зубной щетки. Если он не взял всего этого, самого необходимого с точки зрения любого здравомыслящего человека, то почему он взял нож? Вещь совершенно необязательную.
— Я не знаю.
— Он мог взять нож только в одном случае, — Звягинцев назидательно поднял вверх толстый палец, — только в одном. Если действительно считал его талисманом. И случай подходящий: полная неизвестность с женой. И эта неизвестность способна свести его с ума. Ведь он обожал свою жену, правда?
— Обожал не то слово, — лицо Марка помрачнело, — он жить без нее не мог.
— Вот видите! Вряд ли он вытаскивал его из сумки по приезде, вы как думаете?
— Не знаю. Я, во всяком случае, его не видел.
— Так как получилось, что именно этот нож — его собственный нож, который лежал в сумке, — использовали в качестве орудия убийства?
— Вы у меня спрашиваете?
— Да.
— Я уже сказал вам. Я не знаю. — По лицу Марка пробежала тень. «Что-то ты стал волноваться, парень», — неожиданно для себя подумал Звягинцев.
— Для того, чтобы им воспользоваться, его нужно было вытащить. Или хотя бы знать, что он там! Судя по всему, нападение произошло неожиданно, и борьба велась подручными средствами. — Звягинцев перехватил взгляд Марка и тотчас же вытащил руку из паха. — Я бы хотел переговорить с вашей женой.
— Зачем? — быстро спросил Марк.
— Как зачем? Ее отец убит, а она даже не знает об этом.
— Я сам скажу ей. — Марк даже поднялся и нервно заходил по комнате. — Сам. Когда вы уйдете. Потом мы придем к вам. Я обещаю. Вы правы — я должен подготовить ее. Вы даже представить себе не можете, что он для нее значил.
Марк снова переключился на нож. Он внимательно ощупал его глазами, и зрачки его забуксовали на рукоятке.
— Так когда, вы говорите, приедет опергруппа?
— Как только все образуется с погодой.
— Похоже, что этот нож — ваша единственная улика.
— Не единственная, но самая весомая.
— Понятно… Наверняка на нем остались отпечатки пальцев.
— Не знаю. Об этом судить специалистам.
— А вы, стало быть, не специалист? — Марк растянул губы в иронической улыбке.
— Не такого широкого профиля, — еще ироничнее улыбнулся Звягинцев и перевел тему:
— Отец Ольги ведь женился на ее подруге, да?
— Да, — нехотя сказал Марк.
— Вопрос, конечно, щепетильный… Но в каких отношениях они были?
— На что вы намекаете? Они были в прекрасных отношениях, — Марк даже повысил голос.
— Верю. — В голове Звягинцева вдруг забрезжил неясный свет; какая-то смутная догадка показывала ему язык издалека. Но их природу — и света, и загадки, — он понять не мог.
— Они близкие подруги, еще со школы. Просто так получилось. Конечно, Ольге сначала было несколько неловко, но потом она смирилась с обстоятельствами.
— Смирилась или приняла как данность?
— Смирилась, приняла как данность — какое это имеет значение?
— Вы правы, никакого.
Они на некоторое время замолчали, разглядывая друг друга, как борцы сумо перед схваткой. И в полной тишине раздался звук поворачиваемого ключа: дверь в ванную приоткрылась. Марк, до этого сидевший в своем кресле совершенно спокойно и даже вальяжно, моментально вскочил с места, как будто подброшенный катапультой. Один гигантский прыжок — и он уже оказался у двери, ведущей в ванную. И спустя секунду скрылся за ней.
Звягинцев, проклиная все на свете — и прежде всего самого себя, — мелкой рысцой протрусил следом за Марком и приложил к двери мохнатое ухо. Вот, в бога душу мать, чем приходится заниматься на старости лет!
Старания Звягинцева оказались почти напрасными: скорее всего предусмотрительный, знающий человеческую психологию (а иначе тебе никогда не добиться поста коммерческого директора, парень!) Марк вывернул в ванной все краны, и до Звягинцева вначале доносился только шум воды. Но, приноровившись, он смог услыхать обрывки разговора между супругами.
— Кто там, Марк? — Голос Ольги был жалобным и совершенно бесцветным.
— Это ко мне, кара. Маленький утренний визит.
— От папы? По поводу сегодняшнего отлета?
— Да.
— Может быть, мне нужно выйти, поздороваться?
— Господи, это совсем не обязательно. Тем более что человек уже уходит…
— Мы летим сегодня?
— Пока неизвестно… Я должен что-то сказать тебе, кара…
Не сейчас, потом…
— Марк… Марк, мне кажется, я не могу отмыться… Я стояла под душем целый час… Я не знаю, не знаю, откуда это, Марк…
— Не переживай, мы все решим, кара. Я прошу тебя… Сейчас я выйду, а ты побудь здесь…
— Но почему?
— Так надо… Ты веришь мне?
— Конечно же, милый… Я только не могу понять… Эти пятна…
Конец фразы Звягинцев не расслышал: Марк вывернул краны до упора.
Звягинцев едва успел угнездиться в кресле, когда дверь открылась и на пороге ванной возник Марк: он тотчас же прикрыл за собой дверь, как будто захлопнул мышеловку.
— Что-то с женой? — участливо спросил Звягинцев.
— Неважно себя чувствует. Я же говорил: вчера она перепила.
— Вы сказали ей?
— Нет. Пока нет. Я не могу при посторонних. Я скажу, но без свидетелей.
Надменно вздернутый подбородок Марка недвусмысленно намекал Звягинцеву: «Вот тебе бог, а вот порог!» Пора и честь знать. Пал Палыч.
— Ладно. Я пойду, — сжалился наконец-то над Марковым подбородком Звягинцев. — Желаю вам мужества.