– Напоминаю, дети, что вы должны соблюдать дисциплину! Иначе мне придется прибегнуть к строгим педагогическим мерам.
Попасть в карцер никому не хотелось, все примолкли. Но Варе стало до слез обидно: она видела, как Тоська и прочие стукачки, улыбаясь, вели разговор с Райхом. Вот ведь будет казус, если он выберет Тоську на главную роль!
Режиссер вместе с директрисой, своими помощниками и рекомендованными девочками отправился в пристройку, где располагался раньше драмкружок, а Варя поплелась в класс. Она ни о чем и думать не могла, только об ужасной несправедливости, жертвой которой стала. Под конец урока заявилась и Тоська, красная, как вареный рак, с мокрыми от слез щеками и распухшими веками. Зло ткнув свою соседку по парте, Тоська брякнулась на сиденье и засопела, едва сдерживая рыдания. «Райх ее не взял, – злорадно подумала Вера. – Так ей и надо! Ведь еще Лилия Демьяновна говорила, что у Тоськи нет ни грамма таланта».
На перемене Варя проскользнула к пристройке, где шли пробы. Притаившись за дверью, она видела лысый затылок режиссера и кривляние одной из ябед на сцене. Пурпурная директриса сидела рядом с Райхом. Крыса явно не ожидала, что все будет так сложно, наверняка думала, что сумеет навязать ему своих верных стукачек.
Варе, наблюдавшей за потугами девицы на сцене, вдруг сделалось очень смешно. Зажав рот руками, она стала хохотать. Внезапно дверь раскрылась, и Варя повалилась на пол. На пороге возвышался Генрих Олегович Райх собственной персоной.
– Милая моя, это вы мешаете просмотру? – спросил он строго. Веселье разом слетело с Вари. Появившаяся за спиной режиссера Крыса заявила:
– Генрих Олегович, это одна из самых худших учениц школы. Грубиянка, нахалка, троечница. Птицына, брысь отсюда! За то, что помешала нам, ты будешь строго наказана!
Райх подошел к Варе, подал ей огромную волосатую ладонь, помог подняться и пристально вгляделся в ее лицо. К нему подлетели высокая тощая женщина и бородатый молодой человек.
– Да, определенно, да, – зашептала женщина режиссеру на правое ухо.
Бородач задудел в левое:
– Нет, Генрих Олегович, также определенно нет...
– Развязна, недисциплинированна, глупа, – вещала Нина Вениаминовна. – От нее вся школа стонет. Птицына постоянно сидит в карцере. Да и что, собственно, ожидать от юной особы, которая состояла в банде Зойки Брильянтовой Шейки?
Нина Вениаминовна торжествующе посмотрела на Варю, как будто желая сказать: «Он тебя не возьмет, я уж постараюсь! И забудь о кинокарьере, никуда дальше карцера ты не пойдешь!»
Фраза о Зойке Брильянтовой Шейке оказала на режиссера волшебное воздействие. Он присел перед Варей на корточки и спросил:
– Ты в самом деле была знакома с этой легендарной, хотя и насквозь порочной личностью?
– Да! – чуть ли не с гордостью ответила Варя, понимая, что терять ей уже нечего. – И даже называла ее мамой!
– Феноменально! – произнес Райх. – Просто феноменально! Такой типаж! Такая драматика! И что за экспрессия! Вот что, Птицына... Я бы попросил тебя подняться на сцену. Однако у тебя нет опыта...
– Я четыре года состояла в драмкружке, – сообщила Варя, на что Райх покачал головой:
– Ну, судя по тому, что я уже видел, в драмкружке состояли далеко не самые одаренные личности.
Крыса пронзила Варю взглядом, и девочка смолчала о том, что директриса попросту обманула режиссера, подсунув ему своих любимиц, никогда драмкружок не посещавших.
– Генрих Олегович, – смело заговорила девочка, – а не могли бы вы уделить внимание не только мне, но и нескольким моим подругам? Уверяю вас, у них есть талант!
Райх почесал двойной подбородок и задумался. А спустя минуту сказал:
– Ну что ж, раз мы все равно здесь, так отчего же нет. Но сначала продемонстрируй нам свои способности, Птицына. Кстати, как тебя зовут? Варвара? В одном из эпизодов нам потребуется девочка, изображающая из себя нищую...
Варя взошла на сцену. Так, как в тот момент, она не боялась еще ни разу в жизни.
Нина Вениаминовна продолжала что-то бубнить, но Райх заявил ей:
– То, что Птицына сорвиголова, нам только на руку, ведь речь идет об укрощении строптивой.
Директриса прикусила язык, понимая, что переборщила: ее филиппики в адрес Вари оказали противоположный эффект. А тем временем Варя закрыла глаза, досчитала до десяти, как учила Лилия Демьяновна, – и превратилась в другого человека.
Она не знала, сколько времени провела на сцене, – Райх, сидевший сначала в кресле, после первой же сценки присоединился к девочке, требуя от нее изобразить одно или рассказать о другом. Нина Вениаминовна несколько раз напоминала, что обед простывает, но режиссер только отмахивался от директрисы, как от назойливой мухи. А когда она в пятый раз заикнулась о том же, попросил ее покинуть помещение. Крыса с перекошенным от злобы лицом буквально вылетела прочь, с треском хлопнув дверью.
Наконец режиссер сошел со сцены и велел Варе подождать за дверью. Девочка, дрожа от усталости и охватившего ее экстаза, вышла. Там ее поджидала Тоська.
– Что, мымра, думаешь, тебя возьмут в актрисы? – ухмыльнулась она. – Вот уедет московский режиссер, и тебя ждет карцер. Нина Вениаминовна знаешь как рассердилась на тебя! У, что будет, Птицына!
Их беседу прервало появление тощей женщины, помощницы режиссера. Она пригласила Варю войти. Девочка, заметив мрачные лица, поняла: все закончилось, ее отошлют обратно, и она попадет в лапы директрисы.
Внезапно Генрих Олегович расплылся в улыбке и сказал:
– Проблема с актрисой на главную роль решена. Потребуется еще согласие всех бюрократических инстанций, но это я беру на себя. Ты, Варя, говорила что-то о своих подружках. Если они обладают хотя бы толикой твоего таланта, то тоже получат возможность сыграть в моей новой картине.
Варя плохо помнила, что происходило после тех знаменательных слов режиссера. Кажется, она выбежала из пристройки, и на пути ей попалась Тоська, она толкнула ее в грудь, та полетела на траву. Варя позвала трех своих подруг, и игра двух из них понравилась Генриху Олеговичу, он пообещал, что девчонки получат роли.
Ликованию воспитанниц интерната не было предела – еще бы, одна из них получит главную роль, а две другие – роли второго плана. Генрих Олегович, взяв с собой Варю, отправился к директрисе и сообщил ей о том, что обнаружил уникальный талант. Нина Вениаминовна, кисло взирая на девочку, пыталась снова и снова очернить ее, но режиссер Райх уже все для себя решил.
– Прошу вас дать разрешение на то, чтобы Варя Птицына немедленно отправилась со мной в Москву, – заявил он, и глаза директрисы полезли на лоб.
– Нет, я не могу взять на себя такую ответственность, – заикаясь, произнесла Крыса. – Я должна думать о благе ребенка!