– Ты наверняка задаешься вопросом, почему здесь оказалась? – обдавая ее жарким дыханием, спросил нарком.
Он снова налил себе шампанского, залпом выпил его и снял пенсне – без очков Лаврентий Павлович выглядел как-то жалко.
– Я очень ценю тебя и восхищаюсь твоим талантом, – заявил он, – и знаю, что ты предана партии и народу! Поэтому ты должна сделать то, о чем я тебя прошу...
С этими словами Берия впился ей в губы страстным поцелуем. Варя, завизжав, оттолкнула от себя наркома, вскочила с дивана, но тот схватил ее за руку и рванул на себя. Девушка повалилась обратно на сиденье.
– Никуда ты отсюда не уйдешь, пока я не разрешу! – сказал он грубо. Его руки вовсю шарили по груди Вари. – Я так об этом мечтал! Мне тебя сразу захотелось, как только увидел в роли Маши. Пришлось, конечно, несколько лет подождать, но, едва только товарищ Сталин меня на работу в Москву вызвал, я сразу смекнул: скоро ты станешь моей. А в последнем фильме ты была такой соблазнительной, я его сорок восемь раз смотрел!
Варя попыталась отвести руки Берии, но тот заявил:
– Не сопротивляйся, и все будет хорошо, обещаю тебе. Я своих женщин в беде никогда не бросаю.
Так вот зачем он вызвал ее к себе посреди ночи! Берия – элементарный насильник и хочет овладеть ею! Как же это низко и противно. И страшно, потому что она ничего не может поделать:
Нарком уже повалил ее и пытался оседлать. Варя со всей силы оттолкнула Лаврентия Павловича, тот, охнув, отлетел в сторону и задел столик, который с жалобным скрипом опрокинулся на ковер.
– Смотри, что ты наделала! – пробормотал, тяжело дыша, Берия.
Он торопливо расстегнул и стянул френч и рубашку. Варя, увидев его дряблое, поразительно белое и безволосое тело, вскочила с дивана и подбежала к дверям. Рванула их – и убедилась в том, что они заперты.
– Пташка оказалась в клетке, – усмехнулся Лаврентий Павлович. – Тебе никуда не деться, у меня все под контролем. И что ты так сопротивляешься? Поверь, будет очень хорошо! На мои способности еще никто не жаловался.
– Товарищ Берия, прошу немедленно прекратить этот балаган, – заявила Варя. – Вы не имеете права...
– Я нарком внутренних дел и сам определяю, кто и на что имеет право, – заявил тот, приближаясь к Варе. – Ну, хватит болтать, приступим к делу.
– Я расскажу обо всем товарищу Сталину! – воскликнула Варя. Ее слова возымели эффект: Берия остановился. Лицо его побелело, щеки затряслись.
– Что, думаешь, напугала меня, шалава? – спросил он с неожиданной злостью. – Еще чего, товарищу Сталину она расскажет! Да если я захочу, ты и до сегодняшнего утра не доживешь! Выяснится вдруг, что ты – враг народа, и крышка тебе. Была такая актриса Варвара Птицына – и не стало ее. Ничего, новые найдутся. Незаменимых, как любит повторять товарищ Сталин, у нас в Стране Советов нет.
Но тот тон Берии дарил Варе надежду – она видела, что тот боится.
– Я – любимая актриса товарища Сталина, – сказала девушка, – и вы не посмеете...
Нарком с рычанием бросился на нее, схватил за волосы и швырнул на пол. Варя вскрикнула от боли, но Берию было не остановить.
– Будет мне еще товарищем Сталиным угрожать! – визжал он, срывая с Вари платье. – Тоже мне, маркиза, графиня выискалась! Не одна ты под меня ложилась и еще ляжешь! Все ваши кинематографические вертихвостки здесь перебывали, и из Большого тоже. И ни одна не смела мне угрожать!
Варя попыталась подняться, но Берия наотмашь ударил ее несколько раз по лицу, и девушка потеряла сознание. Когда она пришла в себя, все было закончено: нарком, отдуваясь, слезал с нее, тело неимоверно болело, во рту был странный металлический привкус.
– Ну вот, а ты так боялась, – сказал Лаврентий Павлович, нацепив песне и подбирая валявшуюся на ковре бутылку и штопор. Вытащив пробку, он прямо из горлышка сделал большой глоток, затем протянул бутылку Варе.
– Только ты все время без сознания была, а я люблю, когда баба тоже принимает участие в процессе, – грубо сказал он. – Ну ничего, мы как-нибудь на досуге все повторим. Да не раз! Вставай, чего разлеглась, тут тебе не гостиница «Москва»!
Варя с трудом приподнялась – платье было безвозвратно испорчено, руки покрыты ссадинами, нижнюю часть живота пронзила острая боль.
– А ты, оказывается, целочка была, – цинично заметил Берия. – Кто бы мог подумать! Молодец, для меня себя берегла, такое я уважаю! Ну, выпьем за последнюю девственницу «Мосфильма»!
Варя, не сумев сдержаться, заплакала. Нарком, подняв с ковра фужер, плеснул в него красного вина и протянул девушке.
– Запей, лучше будет, – сказал он заботливым тоном, от которого девушке стало только хуже. – Сама виновата, нечего было выпендриваться. Люблю, когда бабы сопротивляются, но не до такой же степени, честное слово! Ничего, в следующий раз у нас все по-другому будет. А меня, своего первого мужчину, ты теперь до конца жизни не забудешь, Маша Колесникова!
Берия затрясся от смеха, а Варя, повинуясь внезапному импульсу, выплеснула содержимое фужера в лицо наркому. На мгновение в библиотеке воцарилась тишина, затем нарком побагровел, швырнул бутылку, которую держал в руке, в стену и ударил девушку по лицу, затем в грудь и снова по лицу.
– Дрянь, шлюха, дешевка! – визгливо выкрикнул он. – Ты что себе позволяешь? Забыла, кто я такой? Да я одним пальцем раздавлю тебя, как букашку!
Он нажал кнопку звонка, и двери библиотеки тотчас распахнулись, появились два знакомых Варе офицера. Судя по их индифферентным лицам, ни вид полуголого Берии с залитым вином лицом и грудью, ни девушка в разодранном окровавленном платье не были для них новым явлением.
– Убрать ее, – ткнул в Варю кривым пальцем Берия. – Привести в порядок и доставить домой.
Он приблизился к девушке, наступил ей ногой на кисть руки (Варя пронзительно вскрикнула) и заявил:
– А что, дикая кобылица, мне с тобой понравилось. Надоели бабы, которые сразу без единого писка отдаются и во время траханья глаза раскрыть боятся. Придется, конечно, тебя сначала маленько перевоспитать, сделать из дикой кобылицы ручную клячу, и я с большим удовольствием этим займусь. Теперь тебя отвезут домой. О том, что произошло, ты будешь молчать. И забудь о товарище Сталине, иначе...
Берия выхватил из кобуры одного из офицеров пистолет и наставил его на девушку.
Офицеры хотели помочь Варе подняться, но та попятилась – ей не хотелось, чтобы к ней прикасались мужские руки. Когда она выходила из библиотеки, рыдания душили ее. Каким же хрупким и призрачным оказалось счастье! И что ей теперь делать?
Варю доставили на черном «ЗИСе» обратно к дому и оставили около фонаря. С трудом поднявшись по лестнице, она наконец оказалась в квартире. Часы показывали половину шестого утра.
Последующий час с лишним Варя провела в ванной, где отчаянно терла себя мочалкой, пытаясь соскрести с кожи прикосновения Берии. Она долго рыдала и пришла в себя, когда услышала встревоженный голос домработницы Клавочки: