– …Мультики, – улыбается парень.
– Какие мультики?
– Мультяшное порно. Японское. Японцы большие мастера по этой части. Кстати, я знаю несколько мест в городе, где можно достать самые последние новинки.
– Боюсь, это не мой любимый жанр…
– Не обращай внимания… Просто к слову пришлось. После темы о японской мультяшной порнографии самое время перейти на «ты», что парень и делает с грацией и ловкостью. Ничего, кроме грации и ловкости, от его подсушенного стройного тела ожидать не приходится. В любом другом случае, с любым другим человеком строгая Мика возмутилась бы такой скоропалительности и сразу поставила бы нахала на место. Не так уж много существует людей, особенно мужчин, которым позволительно обращаться к Мике на «ты». Для этого нужен веский повод – вроде стратегии паука, все четверо немцев до сих пор его не нашли.
Но этот парень… Он сам и есть повод.
Странно, но Мике больше не хочется думать о нем, как о новом Васькином возлюбленном, или как о Васькином возлюбленном, или как вообще о возлюбленном. Этот парень звучит куда лучше. Вполне возможно, что он ровесник Васьки, но с тем же успехом может оказаться ровесником Мики; гладкое лицо, гладкая кожа никаких подсказок не дают. Единственное, что не подлежит сомнению: мотивы татуировок много старше, чем тело, на которое они нанесены.
Чертовы татуировки все больше занимают Мику, втягивают в себя, как воронка. Манят, как занавес передвижного цирка, стоит приподнять его, и тебе откроется парад уродов. Сиамские близнецы, играющие на цитрах, бородатая женщина и карлик – метатель ножей. Все они – вовсе не гвоздь программы.
Гвоздь программы – этот парень.
– Интересно, где делают такие татуировки? – спрашивает Мика.
– Неподалеку от места, где я родился. Исчерпывающая информация.
Неизвестно, почему они оказались рядом, Мика и этот парень, и кто был инициатором сближения. Скорее всего – Мика, противостоять воронке, равно как и засасывающему занавесу передвижного цирка, невозможно.
Пака-хопе, говорит парень.
Пака-ити, говорит парень.
Пака-нуи, говорит парень.
Матаио-аниата, говорит парень.
И еще что-то вроде кофати, фатина, хику-ату, ваи-о-кена, поз-поэ, тии-нути-ои, пакека.
Очевидно, это и есть названия татуировок. Или заклинания, которые приводят в движение черно-белые геометрические фигуры, вращают маленькие солнца, ломают и выпрямляют линии. Голос у парня такой же древесный, как и тело, чего только в нем нет! Ящерицы, богомолы, личинки, скукоженные плети растений-паразитов, капли влаги, останки цветов.
– Хотите кофе? – спрашивает Мика.
– Хочешь, – поправляет парень. И прижимает указательный палец сначала к своим губам (коггам, шнеккерам, дракарам), а затем – к губам Мики:
– Хочешь. К чему все эти церемонии, мы ведь почти родственники!
– Почти родственники?
– Ну да. Я ведь собираюсь жениться на твоей сестре. Если ты не возражаешь.
– Возражаю.
Зачем Мика сказала это? В сложившейся ситуации женитьба этого парня на Ваське была бы лучшим выходом, долгожданным перемирием после десятилетий позиционной войны. Стоит ему пошевелить пальцем (лучше – указательным, только что побывавшим на губах Мики), и все изменится самым волшебным образом. Васька перестанет ненавидеть Мику, потому что этот парень не хочет ненависти – он хочет понимания. Он хочет войти в семью и стать ее основой, так же, как его древесный голос является основой жизни ящериц и богомолов. Они с Васькой произвели бы на свет детей – двух, а лучше трех, и добрая Мика нянчила бы их, читала им сказки, которые не успела прочесть Ваське. И баловала бы чем-нибудь вкусненьким по воскресеньям.
И не только по воскресеньям.
Мика – великий кулинар, не стоит об этом забывать.
– …Почему? – Микин отказ скорее позабавил, чем разозлил его.
Мика пожимает плечами: вразумительного ответа у нее нет. Вернее, он есть, но плавает в тине Микиной души, еще более посиневший и раздувшийся, чем порноутопленники. Такой ответ Мика бы никогда не решилась озвучить.
– Почему? Я тебе не нравлюсь?
– Нравишься.
– Я недостаточно хорош для твоей сестры?
– Слишком. Слишком хорош. – Вот она, правда, которой так опасалась Мика. – Боюсь, это моя сестра… Тебя не стоит. Она вздорная.
– А мне она показалась покладистой.
– Упрямая, как осел. Она истеричка.
– Не замечал.
– Она… Она не в состоянии никого любить, кроме себя.
– Постой… разве мы говорим об одном и том же человеке?
Суженные азиатские глаза мешают этому парню увидеть всю картину целиком. Ящерицы пака-ити и богомолы пака-нуи, вот что замечает в них Мика, не стоит тревожить насекомых и пресмыкающихся без крайней на то необходимости.
– Мы говорим об одном и том же человеке. И это не самый лучший человек на свете, поверь.
– Честно говоря, дорогая, мне на это совершенно наплевать.
Произнесенной фразе лет шестьдесят, не меньше, – по кажется, она родилась только что, так свежо всё выглядит. Положительно, этот парень действует на Мику как морской бриз, как внезапный дождь посредине засушливого лета; ей хочется улыбнуться, и она улыбается, втайне вознеся хвалу небесам за то, что в прошлом месяце не поленилась отреставрировать передний зуб. Маленькое черное пятнышко испортило бы улыбку.
– Я уже слышала эту фразу, – говорит Мика.
– Нуда. Она из сериала «Страстные учителя-чудовища».
– Мультяшное порно? – теперь Мика не просто улыбается, она смеется.
– Точно.
– Название выглядит многообещающе… Ты так ничего и не ответил насчет кофе.
– От бутерброда с тунцом я бы не отказался.
– Можно отправиться на кухню и поискать тунца, – Мика точно знает, что никакого тунца на кухне пет. И в холодильнике, в лучшем случае, сыщутся лишь банка горошка и французская горчица. Совсем недавно там стояли Васькины соки, весь спектр соков – от грейпфрутового до морковного. Но с некоторых пор Васька перестала выходить на кухню по ночам, и соки исчезли.
Теперь Мика в курсе – почему.
…Он устраивается на столе, хотя мог выбрать любой из стульев. Одной ногой он болтает в воздухе, а другую поджал под себя. Пальцы ног этого парня цепкие, длинные, идеальной формы. Ногти аккуратно подстрижены, а может, и вовсе не растут. Он получил их такими, как есть, – так же, как безволосое тело. Так же, как татуировки. Так же, как крепкий скелет. Как мышцы, утопленные в кожу.