– Да погоди ты перебивать! – цыкнул на нее Сева, весь обратившийся в слух. – И что там дальше в дневнике?
– Усилились репрессии, и над дедом стали сгущаться тучи, были арестованы или расстреляны почти все его друзья и коллеги, он понимал, что не сегодня завтра его очередь, и вот теперь читайте:20.IX.40 г. Думаю, времени у меня остается всего ничего. В Наркоминделе предоставили отпуск – при том, что я о нем даже не заикался. В институте исчез из расписания мой курс лекций по древней истории. Вчера пришла до смерти перепуганная Ната. Плачет, говорит, что дворник под величайшим секретом шепнул ей, что, дескать, приходили двое из органов, расспрашивали обо мне. И посоветовал поскорее от меня уйти.
Не могу сказать, что совсем не испытываю страха. Однако стоило принять решение, и как будто стало легче, хотя одному Богу известно, прав ли я, поступив таким образом, или совершил страшную ошибку…
– Как это страшно… полная безысходность, – прошептала Катя, – ну а дальше?
– А дальше стихотворение.
– И больше ничего? – удивилась Катя.
– Вот и мы удивлялись. Как же так? Последние страницы дневника – и вдруг стихи… несколько четверостиший, написано небрежно, второпях, строчки прыгают. Я их еще раньше проглядел, прямо скажем, перевод не без странностей, попахивает отсебятиной. Казалось бы, дед так не работал. Если уж переводил, то каждая строчка звенела! Перечитываю и еще больше утверждаюсь в мысли, что здесь что-то не так. Сплошная бессмыслица, несостыковки, несуразности. Откуда у Омара Хайяма – первые три четверостишия с натяжкой напомнили мне рубаи Хайяма, который, разумеется, исповедовал ислам, – взялась этическая триада зороастризма о благих помыслах, словах и делах! Не мог же дед это сам выдумать! Нет, думаю, тут что-то не то… Хотя лучше на текст взглянуть, он простой, по-русски:
Пережидая дни,
мученья и печали… —
начал было вслух читать Кир, но остановился, – хотя, нет… это опустим, тут все звучит вполне традиционно, ничего не смущает. Автор объясняет, что в поисках мудрости, некоегоистинного знаниясовсем не обязательно отправляться в далекие края потому, что обрести его можно рядом со своим домом… Как он пишет, лишь стоит открыть дверь, сделать несколько шагов по саду и войти в некий шатер, предварительно прочтя надпись, высеченную над входом. Вот здесь и появляются строчки, вызывающие недоумение:
Благие наши помыслы
слова рождают,
А те, в дела благие обратившись,
сулят спасенье…
Каждому, кто твердо
в жизни это соблюдает.
Все так, но есть
одно сомненье.
– Вот именно, что сомненье, и, лично у меня, даже не одно! – снова прервал чтение Мельгунов. – Ладно, пропустим слова Заратуштры, который хотя бы по географическому признаку близок Хайяму, но как объяснить следующее четверостишие, которое нас с Донатом повергло в состояние шока:
Известно исстари,
что помысел благой
мостит дорогу в ад,
к горнилам Ахримана,
куда вхож всякий
с черною душой.
Страж у ворот не
спрашивает титула и сана.
– Благими помыслами вымощена дорога в ад – откуда здесь это, действительно странно! – догадалась Катя.
– Дело в том, что это хорошо известное каждому христианину высказывание имеет значительно более позднее происхождение, Хайям просто не мог его знать, – вступил в разговор Донат.
– Как же интересно! И к какому вы пришли выводу? – спросила Катя.
– Подождите, без последнего четверостишия будет непонятно, – остановил ее Малов.
Однако не терзайся
мыслею тревожной.
Мощь князя тьмы
уже не так сильна.
До времени укрытый
Даром Божьим,
он был пленен
и получил сполна.
– Ну вот и финальные строчки, в которых мы сразу обратили внимание на то, что слово «Дар», а не только «Божий», написано с заглавной буквы. Это нас заинтриговало. Решение подсказала случайность. Донат вспомнил, что недавно был на крестинах, младенца нарекли Федором, иначе Теодором, что в переводе с греческого значит Дар Божий или Богоданный. Это и послужило толчком, поскольку дед тоже был Федор, – сказал Кир и после короткой паузы продолжил: голос его зазвучал очень торжественно: – Итак, сведя воедино все несуразности, как сначала нам казалось, и погрешности перевода, мы получили следующую логическую цепочку: для того чтобы обрести некое истинное знание, человек отнюдь не должен отправляться «далёко». Ему стоит «лишь дверь открыть» и сделать несколько шагов по саду. Из контекста видно, что сад этому человеку хорошо знаком. Далее ему надлежит войти в шатер, который в европейской традиции может означать беседку, предварительно «прочтя слова над сводом». С триадой зороастризма все понятно – помните, в дневнике дед велел вырезать эту надпись над входом в беседку. А вот христианский афоризм служит своего рода сигналом, командой «внимание», которую сможет понять лишь посвященный.
– Точно! И чтоб не понял посторонний! – догадалась Катя.
– Афоризм заканчивается словом «ад». Ад, Ахриман, Ангра-Майнью, абсолютное зло – возможно, об этом хотел сказать автор. Подвести, так сказать, к нужной теме, – высказал предположение Малов.
– Донат, ты абсолютно прав. В последних строчках читаем, что это зло, «князь тьмы» уже не так страшен, не так силен, потому что «до времени укрыт Даром Божьим», то есть зарыт, предан земле. Таким образом, стихотворение, поначалу показавшееся нам полной нелепицей, лишенной всякого смысла, оказалось тайным кодом, шифром! И притом так хитро, изобретательно выполненным.
– Гениально! – с уважением поглядев на Мельгунова, произнес Севка.
– Стало быть, над входом беседки была надпись? Этого я, конечно, не помню, – сказала в задумчивости потрясенная Катя.
– А саму беседку помните?
– Конечно, я вам даже фотографию показывала…
– Скажите, Катя, вы случайно не знаете, как давно разобрали беседку? – робко остановил ее Кир. – И кто ее разобрал?
– Да никто, сгнила и завалилась потом сама от ветра или снега. А после гибели сына Кошелеву было не до того, он просто взял да и сжег рухнувший остов.
– Получается, ваш сосед про клад ничего не знал? – подытожил Малов.
– Конечно, не знал. Когда мы нашли труп и увидели яму – она была свежая, туда даже листьев почти не нападало, – подтвердил Сева.
– Получается, что вашего соседа убили из-за истукана. Но о кладе никто не мог знать! – воскликнул Малов.
– Значит, кто-то узнал… – быстро проговорила Катя.
– Дичь какая! Кто? – воскликнул Кир.
– Похоже, дело приобретает совсем другой оборот. Без полиции нам не обойтись, – сказал Малов.
– Ой, только не в полицию. Они все равно ничего не будут делать! – возразила Катя.