И пистолет.
С пистолета, пожалуй, она и начнет.
И нечего бояться. Нечего.
Так, тихонько уговаривая себя, она открыла рюкзак и заглянула в него: как в пропасть, как в готовую разверзнуться перед ней морскую бездну. На самом дне этой пропасти, этой бездны лежал пистолет. Дорого бы она отдала, чтобы его там не оказалось.
Но он был.
И Лена, собрав в кулак всю свою волю, подняла пистолет за дуло и принялась его рассматривать. Ничего нового за это время в пистолете не появилось, разве что теперь явственнее проступили детали, впадины и выпуклости, не замеченные ею прежде.
Крошечная, почти кокетливая, мушка на дуле.
Спусковой крючок, на который так хотелось положить палец.
И небольшой хвост внизу рукоятки. Хвостик. Хвостец.
Скорее повинуясь непреодолимому желанию дернуть за этот хвост, чем преследуя какие-то цели, Лена нажала на него. И — прямо на колени ей упала обойма. Самая настоящая обойма с самыми настоящими патронами. В ней не хватало только одного патрона.
Только одного.
Все остальные были на месте: отливающие красноватой медью, с тонким узорчатым рисунком, в миниатюре повторяющим вязь на рукоятке.
Или это ей только показалось?
В любом случае никакая это не зажигалка. А вполне боеспособное оружие. Конечно, можно пойти до конца, сунуть обойму обратно и все-таки положить палец на курок, но… Испытывать судьбу Лене не хотелось. Как не хотелось думать о судьбе недостающего патрона. Хорошо, если его выпустили в стоящую на каком-нибудь пне пустую банку из-под джин-тоника. Или сбили им бейсболку, заброшенную на верхотуру чахлой дачной сосны. Или отправили его в белый свет, как в копеечку — под вопросительные взгляды ворон.
А если нет? Что тогда?
Лучше будет, если об этом подумает кто-то другой. Не она. Не сейчас.
А сейчас — ей остается только сунуть пистолет обратно в рюкзак. И переключиться на что-нибудь более невинное. Более безопасное. Более приближенное к действительности, чем это почти инфернальное дитя песков.
Более невинное лежало в бардачке, но для этого невинного потребовалось унять бешено колотящееся сердце. Сосредоточившись на пистолете, она почти забыла об узелке с вещами Романа. А ведь они были последними, кто видел его живым, и первыми, кто увидел его мертвым. Конечно же, они сами предпочли бы другую судьбу, совсем другую, но теперь им ничего не остается, как сжимать кольцо вокруг Лены.
Серебряный перстень, серебряный браслет, серебряная цепочка с затейливым медальоном. И в обратном порядке: медальон, цепочка, браслет, перстень.
И бумажник.
В бумажнике не было ничего, кроме визиток и билета на электричку: упырь Печенкин вылизал все углы кожаного портмоне, как хорошая хозяйка вылизывает квартиру перед Новым годом. Единственное, до чего не добрались его вездесущие грабли, были визитки. Впрочем, это легко объяснить: за визитки не выручишь ни шиша, не то что за изделия из драгметалла. Странно, что Печенкин не заложил их в ближайшем к дому ломбарде, а начал с сомнительной продажи одеколона в ближайшей к дому рыгаловке. Лену не особенно интересовали побудительные мотивы пьянчуги, главное — вещи Романа, в конечном итоге, не попали в чужие руки.
В чужие, н-да…
Как будто ее, Ленины, руки были так уж близки к Валевскому.
Как будто они обвивали его, спящего; как будто они варили ему кофе по утрам и ерошили волосы на затылке вечером; как будто они стряхивали пепел забытой им сигареты себе в ладонь… Как будто они… Нет, лучше не думать об этом. Лучше не думать.
Визитки — совсем другое.
Визитки были безликими, несмотря на тиснение и вычурный дизайн, и принадлежали в основном иностранцам: у Лены даже дух захватило от этой почти всеобъемлющей географии, продублированной на английском, — азиатские иероглифы, упитанные подсвечники иврита, полуготический романский… И среди всего этого великолепия вдруг выскочила одна-единственная русская: маленькая яхта под грифом «Солинг» и прилепившаяся к «Солингу» фамилия.
Совсем уж невообразимая: неплох в, е. (директор) Но странным было не то, что визитка была на русском, нет.
Визитка была перечеркнута самым безжалостным образом, отчаянно продирающей ламинированную поверхность чернильной ручкой. Диагональная линия была жесткой — вполне в стиле жестких темных волос Нео и его жесткого, с установкой на жизненный успех подбородка. Нужно было очень не любить человека с фамилией Неплох, чтобы так яростно перечеркнуть его.
И все равно — оставить при себе.
Интересно, для чего?
Никаких более-менее приличных мыслей по этому поводу в Ленину голову не пришло, да и не стоило заморочиваться подобными пустяками. Не пустяк — пистолет, не пустяк — носильные серебряные вещи Романа, окольцевавшие Лену. Знакомство с ними оказалось короче, чем она ожидала, но от этого стало не менее болезненным.
И никуда от этого не деться, она просто перехватила потрепанное в боях за чужую собственность мародерское знамя Печенкина, самым банальным образом выхватив его из слабеющих рук. Бежать бы куда глаза глядят от этого знания, бежать бы куда глаза глядят.
Но Лена не побежала.
Совсем напротив, она аккуратно сложила вещи обратно в носовой платок и водрузила его на прежнее место. Вряд ли она оставит их при себе, нужно только придумать, как передать их тем, кому нужно передать. И вряд ли кольцо и браслет скажут ей больше, чем уже сказали… Да и сказать-то было особенно нечего, ведь ее с Романом история так и осталась непрожитой.
Во всем остальном Ленина невыполнимая миссия оказалась законченной.
До свидания, Нео.
Возвращаться домой, под плотоядную сень Гжеся, ей не хотелось. А услужливый разум подсказал: еще не все дела ты завершила, девочка, далеко не все. Оставалось только повернуть ключ в замке зажигания и отправиться на прирученной «шестерке» куда глаза глядят.
Без всякой цели.
Просто — чтобы измотать мысли о Романе и заставить их уснуть без всякой сказочки на ночь.
Так она и сделала: проехав по Шестнадцатой линии и выскочив на набережную, Лена разом промахнула мост Лейтенанта Шмидта, свернула с площади Труда на Конногвардейский и оказалась в центре. И лишь углубившись в него, порядком поплутав и намотав не один десяток километров, поняла, что выписываемые ею круги не так уж концентричны и уж тем Солее не абстрактны. И стягиваются к Лиговке. Той самой Лиговке, где жила Афа Филипаки.
Слава богу, она наконец-то нашла, чем занять, чем остудить собственную, раскалывающуюся от напряжения голову. Благо, ключи от Афиной комнаты были при ней.
Конечно же, Лена могла перенести тягостный визит за вещами покойной на завтрашнее утро, но лучше сделать это сейчас.