— Будто ты к мужчинам относишься иначе, — усмехнулась Лученко, оглядывая подругу с головы до ног.
Посмотреть было на что. Претензия на завоевание мужского внимания сказывалась во всем. И в дорогом аромате сладкой пудры пополам с экзотическими цветами, и в темно-лиловом брючном костюме, и в тонком кашемировом гольфе лимонного цвета — как и духи, тоже от «Эскада». Потребительское отношение к мужчинам посверкивало в ушах маленькими алмазными капельками, а на руке сияло перстнем с крупным овальным аметистом в окружении мелких бриллиантов. На вешалке у двери длинная шуба из голубой норки переливалась меховыми бархатными волнами. Знаток сразу бы понял, что одна лишь шуба стоит столько же, сколько квартира в спальном районе.
Вера Лученко была не похожа на подругу ни одеждой, ни характером. Она была совсем другая, но, как ни странно, их дружба от этого становилась только крепче. Почему? Обе женщины не раз спрашивали, что их привлекает друг в друге. И забавлялись, не находя ответа на этот вопрос.
Начать с того, что Вера одевалась в сшитое ею самой. Причем шила она не по необходимости, а из любви к процессу и результату. И в вещах собственною производства она выглядела нисколько не хуже пафосно наряженной в известные бренды подруги. Например, сейчас на ней была многослойная композиция из блузы в мелкую серую полоску, велюровой черной жилетки и короткого шерстяного пиджака цвета мокрого асфальта. Укороченные узкие джинсовые брюки намеренно подчеркивали талию и округлые бедра. Черные замшевые сапожки украшали миниатюрные ступни. Со своим тридцать пятым размером обувь ей подобрать было непросто, и она шутила: «Ноги у меня уже не детские, но до взрослых не доросли». Сережки из горного хрусталя, оправленного в серебро, гармонировали с каштановыми волосами и серо-голубыми глазами Веры. На пальце тонкой руки устроилось такое же колечко, а на шее красовалась серебряная цепочка с кулоном в виде зеленого листика, на котором застыла капелька росы — шарик все того же горного хрусталя. Словом, выглядела Вера барышней трепетной, нежной, слегка богемной, способной на рискованные поступки и душевные порывы.
Завьялова не успела ответить, как она относится к мужчинам. В дверь постучали, и вошел проводник. Наверное, это был напарник той тетки, которая у них проверяла билеты, — молодой парень в фуражке набекрень, в расхристанном кителе и тапочках на босу ногу. — Чайку кто жела… — Он намеревался задать свой стандартный вопрос со стандартными интонациями магнитофона, но окончание «записи» вдруг заклинило.
Увидев Лидию Завьялову, заслуженную артистку страны, он замер и вытаращил глаза с выражением «Ой!». В горле у него что-то свистнуло, и в следующее мгновение проводник исчез из дверного проема. Женщины переглянулись, Лида пожала плечами и хмыкнула: подумаешь…
Вскоре исчезнувший вновь возник перед глазами пассажирок. Но это был уже совсем другой парень, наряженный, словно для встречи лично их высокопревосходительства министра путей сообщения. Рубашка — белоснежная, на воротнике синеет идеальный галстук, фирменный пиджак застегнут на все сияющие пуговицы, железнодорожная фуражка сидит точно посредине круглой головы, тапки заменены элегантными узконосыми туфлями. Ну просто готовая модель для плаката «Добро пожаловать на наши железные дороги!».
— Не могу поверить! И в сладких снах не мечтал лично… — с улыбкой шириной в дверной проем, с прижатой к груди рукой обратился он к Завьяловой. — Я — ваш кумир!.. — От волнения проводник запутался, и когда смысл последней фразы до него дошел, он густо покраснел. — То есть я хотел сказать…
— Голубчик! Все правильно! — весело расхохоталась Лида, умело сглаживая неловкость. — Я же именно для вас работаю! Зритель — он и есть мой кумир.
— Так это точно вы? — недоверчиво-восхищенно спросил проводник.
— Я, я, — улыбнулась актриса.
— Сама Завьялова Лидия Петровна?
— Ну что поделаешь, так получилось, — забавлялась Завьялова.
Вера тоже веселилась от души.
— Лидия Петровна! Не желаете ли чай, настоящий цейлонский, листовой, не пакетный? И пирожные свеженькие из вагона-ресторана, я мигом! — Круглое лицо хозяина вагона пылало румянцем.
— С удовольствием, — кивнула Лида.
— Тогда обождите пару минут. Все будет в лучшем виде! — пообещал проводник и осторожно, чтобы не стукнуть, прикрыл дверь.
Вскоре он вновь появился, сказал: «Я тут немного ништяков принес» и ловко накрыл «поляну». Удивительно, как маленький неудобный вагонный столик смог вместить не только чай, но и пирожки с пирожными, и армянский коньяк, и апельсины с бананами и ананасами!.. И даже рюмки принес, а не пластмассовые стаканчики. Мало того: на самом краю столика остался сантиметр пространства, и на него проводник ухитрился пристроить крохотный телевизор с антенной, куда-то его включив. Телевизор взвыл одной из многих концертных программ, показывая, как ни странно, хорошее цветное изображение.
Лида подмигнула подруге: знай наших! Вот как относятся зрители к своим любимым актрисам!
— Я ваш поклонник, Лидия Петровна! Разрешите тост! — поднял рюмку проводник. — За ваш талант!
— Уважить поклонника — дело святое, — обворожительно улыбнулась Завьялова.
Чокнулись, пригубили коньяк и принялись за вечернюю трапезу.
— Как вас зовут? — спросила Вера. Лида с полным ртом что-то промычала и энергично закивала, дескать — да, как имя благодетеля?
— Михаил. То есть для вас Миша. — Он помотал головой, крякнул. — Эх! Дома расскажу, кто у меня в вагоне ехал, — не поверят! У меня ж ваш плакат на кухне висит, ей-богу! А над Настей вашей я даже плакал… — И он горячо принялся излагать перипетии последнего телесериала, где снималась Завьялова.
— Познакомьтесь, Миша, — прервала его Лида, не запоминавшая толком свои «мыльные» роли: текст заучила, отснялась — и, как говорится, до новых встреч. — Это моя подруга Вера Алексеевна. Мы вместе едем на международный фестиваль. В ваш замечательный Львов! — По выговору парня она сразу поняла, что он львовянин.
Миша что-то с жаром, но слишком быстро говорил, делая руками приглашающие жесты. Когда подруги привыкли к его необычной украинской скороговорке, стало ясно: он всей душой рад, что Львов удостоился высокой чести принимать его любимую актрису и ее подругу.
Не успели налить по второй (Вера отказалась), как в дверь заглянула квадратная тетка в форменной одежде и забрала с собой Михаила.
— «Он улетел, но обещал вернуться», — дурашливо продекламировала Завьялова и сделала звук телевизора погромче.
— Эй, ты, фрекен Бок, — сказала Вера. — К чему тебе ящик?
— Новости показывают.
— Ну, если хочешь испортить себе удовольствие, смотри новости. А я лучше витаминизируюсь.
Лученко с аппетитом съела банан и пол-апельсина. На маленьком экранчике телевизора что-то вещала голова ведущего, потом показали толпу людей, «У здания Верховного Суда, — бубнила за кадром голова, — собрался митинг. Это проводят акцию протеста родственники и друзья трех десятков погибших. Тех, которые были зверски убиты "украинским Чикатило", год назад приговоренным к высшей мере наказания. Однако Украина, как и другие страны Европы, отменила смертную казнь, и преступнику ее заменили бессрочным заключением. Митингующие требуют казни для убийцы своих родных. На плакатах надписи "Чтоб ты сдох в мучениях, убийца наших детей!" и "Судьи, у вас есть родные?!"…А теперь новости спорта…»