– Сам он будет решать… Посмотрим, как у него получится…
Кущенко взялся за ручку двери и обернулся.
– Что ж, решай, если знаешь, как это делается. А Мотылек все равно моей будет. Я скорее тебя забуду, чем ее.
Алексей Филиппович открыл дверь, посмотрел на лежащих в постели девиц. И вдруг крикнул:
– А ну, выметайтесь! Надоели вы мне все! Пошевеливайтесь, пока транспорт ждет!
Девчонки вскочили.
Алексей Филиппович не стал смотреть, как они одеваются, вернулся в пустую гостиную, взял со стола пачку сигарет и зажигалку. Пошел к бассейну, сел на бортик, опустив ноги в воду. Закурил, посмотрел за окно и задохнулся от красоты приблизившегося к стеклу светлеющего неба.
Маша вышла из чужого подъезда, пересекла пахнущий скошенной травой двор и оказалась на пустынной улице. Город спал, фонари мерцали бледным фиолетовым светом. Она шла, не зная, где ее настоящий кров и что ждет ее с рассветом. Шла, вспоминая Сергея и Славика, смахивая слезы. Ей захотелось вдруг крепко зажмуриться, а потом открыть глаза и увидеть, что они идут рядом и держат ее за руки. Надо только крепко зажмуриться и очень этого пожелать… Тогда желание сбудется. Сбудется в одно мгновенье: она откроет глаза, и вокруг расцветет яркий день. Будет смеяться Славик, а Сергей прижмет ее к себе, прижмет так крепко, что не надо будет ничего говорить, а только плакать… нет, улыбаться от любви и счастья….
Заскрипели тормоза. Машу объехала машина и остановилась. Водитель высунулся и крикнул что-то.
– Простите, – потрясла головой Маша, у которой все расплывалось перед глазами от слез, – вы что-то сказали?
– Да ладно, – махнул рукой водитель, видя ее состояние. – Давайте я вас домой отвезу? Скажите, куда вам надо.
Если бы знать…
Бармин проснулся и почти сразу услышал легкие шаги поднимающегося по лестнице человека. Поднималась женщина. И, вероятно, она никуда не спешила. Шаги замерли на лестничной площадке. А через минуту в дверь позвонили.
Андрей поднялся, натянул спортивные брюки и открыл дверь.
На пороге стояла Маша.
– Прости, но я не знаю, куда мне идти. Мне сегодня очень плохо.
Бармин пропустил ее в квартиру. Маша вошла в комнату, огляделась в поисках места, куда можно присесть, и опустилась на краешек разложенного дивана.
– Чаю поставить? – спросил Андрей.
Маша кивнула. Бармин прихватил рубашку и надел ее в коридоре, чтобы неожиданная гостья не видела его изуродованную руку. Поставил на плиту чайник и стал ждать, когда закипит вода. Он не знал, почему Маша пришла, и боялся войти в комнату. В квартире было тихо. Потом засвистел чайник.
Бармин отключил газ и подошел к двери комнаты. Маша полулежала, оставив ноги на полу. Он осторожно снял с нее туфельки, поднял ноги на диван и аккуратно укрыл одеялом. Потом вышел в коридор и сунул ноги в кроссовки.
– Ты уходишь? – прозвучал в комнате голос Маши.
– Пойду погуляю, – ответил Андрей, – а ты поспи.
– Почему ты уходишь?
Он помолчал. И признался:
– Потому что не могу остаться здесь.
– Почему?
– Потому что я люблю тебя.
Он надел куртку и уже отодвинул задвижку, когда услышал ее тихий голос:
– Иди ко мне, я тебя очень прошу.
Мышкин поднялся на второй этаж и направился к двери своего кабинета. Навстречу ему спешил молодой опер Жаворонков, который проскочил мимо, а потом все же решил поздороваться и спросил:
– Как отдохнул?
– Какой отдых? – удивился Мышкин. – Три дня всего на службе не был.
Но Жаворонков не слушал. Просто задал вопрос из вежливости и умчался.
Возле кабинета стояла невысокая женщина лет пятидесяти. Она прижимала к груди дамскую сумочку из лакированного кожзаменителя. Мышкин открыл ключом дверь и, перед тем как войти внутрь, спросил:
– Вы ко мне?
– К вам, – вздохнула женщина и попыталась протиснуться в кабинет.
Но следователь стоял на пороге и не пропускал.
– Простите, а вы по какому вопросу? – поинтересовался Мышкин.
– Моя фамилия Халилова. Я мать…
– Я понял. Только ко мне-то зачем? Следствие закончено, теперь ждите суда. Ваш сын обвиняется в распространении героина. Взяли его на контрольной закупке. В квартире обнаружено более сорока расфасованных доз…
– Я просто, – прошептала женщина, – по-человечески хотела…
– А я не человек, – хмыкнул Мышкин, – я следователь. Ко мне ходить не надо, и в гости меня приглашать тоже не советую.
Он вошел в кабинет, Халилова просочилась за ним.
– Мне сказали, что только вы…
– Ничем не могу помочь.
– Мой сын такой хороший мальчик был. Мы беженцы, нам тяжело.
– Мне тоже тяжело, – парировал Мышкин, – но я наркотиками не торгую. И потом, откуда вы бежали? Насколько помню, прежде жили в Кисловодске, где ваш муж держал ресторан. Муж умер, ресторан вы продали, приехали сюда, и за семь лет ни дня не работали ни вы, ни ваш сын…
– Помогите мальчику, – начала умолять Халилова.
Она открыла лакированную сумочку, достала из нее что-то и положила на стол перед Мышкиным. Оказалось – пачку пятидесятидолларовых банкнот.
– Считаю до трех, – сказал Мышкин – чтобы вы успели убрать это и покинуть мой кабинет….
– Он такой хороший, вы бы знали, – снова начала ныть Халилова.
– Раз, – произнес Мышкин. И продолжил: – Статья двести девяносто первая УК РФ: дача взятки должностному лицу за совершение им заведомо незаконных действий наказывается штрафом в размере от ста тысяч до пятисот тысяч рублей…
– Только вы можете помочь, – хныкала Халилова.
– Два, – продолжил отчет Мышкин. – Или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период от одного года до трех лет либо лишением свободы на срок до восьми лет. Сейчас я говорю «три», вызываю понятых, и мы составляем…
– Хорошо, – спокойно произнесла Халилова, забирая деньги. – Но вам же хуже будет.
Дверь кабинета приотворилась, и в щель заглянул майор Барсуков. Он посмотрел на Халилову, на Мышкина, а потом шепнул:
– Начальство всех собирает. Срочно.
– Я сейчас, только гражданку провожу.
Но Барсуков поманил его рукой.
– Иди сюда, что скажу. Тебя касается.
Халилова продолжала сидеть.
– Не мешайте работать! – сказал ей следователь.
Халилова поднялась, и Мышкин подошел к Барсукову.
– Давай в коридор выйдем, – предложил майор.