– Хорошая селекционная работа, – усмехнулся Кущенко. – Сам, можно сказать, девушку воспитал, окружил вниманием и заботой. Поэтому такой мастер у меня теперь есть, а у тебя, Васо, нет.
– Вот только не надо мне туфту гнать! Всех твоих бойцов я знаю хорошо. И если бы твой Мотылек был у тебя раньше, я бы знал. Если бы она выступала в любителях, мне бы тоже сразу сказали. Но фамилии Мотылькова не слышал никто и нигде. Ты ее проверял? Кто он такой, этот Мотылек? Откуда вообще?
– Из Рыбинска, – ответил Алексей Филиппович, разливая коньяк, – я сам ее паспорт смотрел.
– Да там школы нет, тренеров нет, – не поверил Васо, – не может она быть из Рыбинска. Даже в Ярославле никого. В Нижнем есть немножко, но…
Они выпили, а потом Васо сказал:
– Хочешь, я тебе миллион дам, а ты мне своего Мотылька.
– Не-а, – усмехнулся Алексей Филиппович.
– Два лимона дам и Пирцхвалаву в придачу, насовсем. Ты же знаешь, Куща, со мной ссориться не надо.
– А я и не собираюсь ссориться. Зачем? Мы с тобой друзья и партнеры. Мотылек – мой. И не потому, что я жадный такой, а потому, что у меня насчет Маши свои личные планы.
– Жениться на ней хочешь? – удивился Васо. – Ну, тогда давай. Но если до Нового года она твоей женой не станет, то я сам на ней женюсь. Она молодая, красивая – с такой можно в любое общество пойти, и все завидовать будут.
Менеджер Ли Хэнги согласился на проведение боя, поставив условие, что призовой фонд должен быть не меньше миллиона долларов, из которых три четверти получит победитель.
Данное обстоятельство чуть не сорвало сделку. Зал «Колизея», хотя и был огромным, едва вмещал шесть сотен человек. Но приглашенный владельцем клуба архитектор сказал, что вместимость можно увеличить до тысячи, а если поплотнее сдвинуть столики, то и до тысячи двухсот зрителей. Проект перепланировки архитектор сделал быстро и сам удивился результату – оказалось, теперь в зале уместится без малого две тысячи желающих наблюдать за жестокими схватками.
И встала другая проблема, уже перед Кущенко: как заполнить зал людьми, которые готовы заплатить по две тысячи долларов за возможность посмотреть схватку великой Ли Хэнги с новой, неожиданно вспыхнувшей русской звездой. Но начали поступать заявки из Москвы, с Кавказа, из Киева, из Скандинавии, Китая, Японии, Кореи и Соединенных Штатов… Тут же хозяин «Колизея» поднял цену на места за столиками, близкими к рингу, до пяти тысяч долларов, и почти сразу пожалел, что попросил мало, – самые дорогие билеты разлетелись в три дня. Собственную ложу он сдал за сто пятьдесят тысяч какому-то шейху, пожелавшему показать женскую драку одной из жен.
Вечерами по-прежнему шли бои, но клуб открывался лишь на пять часов, а все остальное время шла перестройка. Потом «Колизей» и вовсе закрыли на неделю. С официантами и официантками занимались английским приглашенные преподаватели университета. А для Маши вызвали из Японии сэнсэя ханси – обладателя восьмого дана по айкидо, который очень плохо говорил по-английски и совсем не умел улыбаться. Работал он с Машей в полную силу, и по вечерам у нее болело все тело после многочисленных падений.
Однажды, тяжело поднявшись с ковра, Маша шагнула к японцу, но тот отступил и поклонился так, как будто схватка с ним закончилась. Потом опустился на колени и рукой показал, чтобы Маша села напротив. Сэнсэй помолчал, а потом, тщательно подбирая слова, сказал:
– Ты – не седанся в айки додзе. Ты – юданся, сэнпай. Может, сихан. Приходи в Японию, сдавай экзамен и станешь сихан. Сдавай тай, а потом шин.
У присутствующего при этом Хегая округлились глаза, потому что только он и Маша поняли, что сказал сэнсэй ханси.
Маша склонилась в почтительном поклоне.
– Аригато, сэнсэй.
Японец поднялся, грозно посмотрел на Хегая, а потом улыбнулся Маше.
– Я все сделал тебе. Теперь ты сама. Твой дух высоко.
Затем направился к выходу. Но перед тем, как открыть дверь, обернулся и поклонился Маше.
– О ки о цукэтэ, – прозвучали в тишине его слова.
И японец вышел из зала.
Хегай проводил его взглядом, а потом подошел к Маше.
– Ты поняла? – восторженно произнес он. – Если великий мастер говорит, что у тебя уровень шестого дана и ты опытный боец, то, значит, так и есть. Он даже сказал, что ты сможешь сдать в Японии оба экзамена: и физический, и духовный.
– А что сэнсэй сказал перед тем как уйти? – спросила Маша.
– О ки о цукэтэ? Это значит – береги себя.
Прошло три недели. Только Маша не следила за временем, потому что время как бы остановилось – не было в нем ничего, что заставило бы ее душу успокоиться. Она общалась с Кущенко, словно тот был ничего не значащим для нее человеком. Видела его сына и еле сдерживалась, чтобы не ударить его. Артем заходил в зал, где проходили ее тренировки, наблюдал пару минут и уходил. Однажды он поймал ее на выходе из клуба.
– Я каждый вечер поджидаю тебя у твоего дома, но ты не приходишь. И в два, и в три ночи тебя нет. Где ты ночуешь?
– Не надо меня ждать, – ответила Маша, – я сама тебя найду, когда настанет момент.
– А когда он настанет? – спросил Артем, сгорая от желания.
– Скоро.
– Ты с отцом сейчас? – не мог успокоиться Кущенко-младший. – Зачем тебе он?
– Это мое дело, – сурово произнесла Маша.
Повернулась, чтобы уйти, и услышала, как Артем за ее спиной резко выдохнул, надеясь успокоиться, снять раздражение. Но успокоиться парень не мог. Снова догнал ее и крепко схватил за руку.
– Я знаю, что ты не такая, как все. Зачем тебе мой отец?
– Мне не нужен никто, – усмехнулась она и легко ушла от захвата. – А все остальное – ваше семейное дело.
Маша поехала домой, решив быть еще осторожнее, чтобы ни Артем, ни его отец не могли догадаться, где она живет. Поэтому даже своей машиной перестала пользоваться, чтобы по номеру не определили владельца.
Мышкин по-прежнему находился в следственном изоляторе.
Маша надеялась, что диск с записью видеонаблюдения поможет ему, но адвокат сказал: факт, что прокурор Порываев получает деньги от известного предпринимателя, сам по себе интересный, но никак им не пригодится: следователь содержится под стражей совсем по другому обвинению. Ложному, конечно, но доказывать абсурдность этого обвинения, как и разрушать сфабрикованные против него факты, придется в суде, и именно подготовкой к судебному заседанию Иванов сейчас занимается. Если во время судебного разбирательства станет ясно, что решение принято задолго до суда и приговор Мышкину уже подготовлен, тогда придется выходить на Порываева и обменивать эту запись на свободу для следователя, потому что суд откажется рассматривать видеосъемку как не имеющую отношения к данному делу. Что же касается самого Порываева, то работа по сбору доказательств его преступной деятельности продолжается. Не так быстро, может быть, но все же ведется. И кое-что уже удалось раскопать.