– Чего – война? – хрипло спросил наконец сам князь Юрий, с трудом разлепляя припухшие веки. – С кем?
– Матушка Пятница, да со всем светом! – Жалейка уронила руки и с укором посмотрела на него: – Вставай, батюшка! Приехали к тебе бояре из Турова, говорят, дело важнее некуда!
– Уж не помер ли князь Вячеслав? – оживился князь Юрий и сел в постели, оправляя сбившуюся рубашку и пытаясь пятерней расчесать спутанные русые кудри. – А оно бы… хорошо бы…
«Успеет помереть, пока ты встанешь!» – подумала Жалейка, но ничего не сказала.
– Ну, зови, что ли, этих, одеваться! – решил князь Юрий и спустил ноги с лежанки.
– Сама – не добудишься никого, – проворчала Жалейка и полезла в ларь за свежей рубашкой.
– Перечеши меня! – потребовала обитательница княжеской постели, лениво выбираясь из пухлых перин и отбрасывая с лица растрепанные пряди. Ее русая коса, как змея, ползла за ней и была такой длинной, что связь ее с хозяйкой не бросалась в глаза и коса выглядела как самостоятельное существо.
– Не могу же я все сразу делать! – Жалейка в это время оправляла на князе новую рубаху. – Сейчас Кобылиха придет, она тебя перечешет!
– Чертей этих позови из сеней, пусть они князя одевают. Что же мне, до вечера нечесаной сидеть?
– Подождешь! Тебе-то в гридницу к гостям не идти.
– Поговори у меня! – капризно прикрикнула Вьялица. – Делай, что говорю, а то сразу у меня за морем Греческим окажешься!
– Не вопите, девки! – Князь Юрий поморщился. – И так голова трещит. Ялька, не ори. А ты поди растолкай Ероху, пусть красные сапоги принесет, а то на эти мне вчера козел какой-то наблевал…
Жалейка поджала губы, но ничего не ответила и вылетела в верхние сени. Когда и на нее, как всякую молодую девку в тереме, в свое время снизошла благосклонность князя Юрия, она все-таки имела совесть и никогда не валялась в его постели до света.
Примерно через полчаса отчаянными усилиями ключницы и той части челяди, которая держалась на ногах, и терем, и сам князь были приведены в достойный вид. Из гридницы спешно вынесли «тела», убрали грязную посуду, подмели объедки и замыли неблаговонные следы вчерашних излишеств. Князь Юрий наконец спустился, и только легкая припухлость под глазами позволяла догадаться, что и он во вчерашнем буйстве не оставался сторонним наблюдателем. Поднявшись при его появлении, туровцы кланялись: Самовлад Плешкович – с достоинством, Корила и Гостяйка – подобострастно, но все одинаково дивились, каким свежим выглядит хозяин по сравнению с его домочадцами.
Берестейский князь Юрий Ярославич был красивым мужчиной – высоким, стройным, с темно-русыми кудрявыми волосами и аккуратной бородкой, а прямые черные брови подчеркивали ясную голубизну глаз. Он был в самом расцвете сил – ему недавно пошел сорок третий год. Одеваться он любил ярко, нарядно, оттеняя свою красоту с помощью византийского бархата, золотого шитья на оплечье рубахи, а в ухе носил золотую серьгу с крупной, неправильной формы, жемчужиной.
Держался князь дружелюбно, приветливо, словно искренне рад гостям, и ничуть не стыдится из-за того, что его дом застали в таком неподобающем виде.
– Самовлад Плешкович! – Узнав гостя, он даже соизволил обнять его, а боярского сына Гостяйку похлопал по плечу. – Ну, какие вести? Как Туров? Не передрался еще окончательно? Собор Борисоглебский не рухнул? Епископ Игнатий здоров ли? Все дрова колет? Топором, прости Господи, по ноге еще не заехал?
Гости улыбались, им было приятно, что берестейский князь так хорошо помнит дух их города.
– Как мой второй батюшка, Вячеслав Владимирович? Здоров ли? Нет ли какой войны у него? – продолжал Юрий Ярославич, и в мыслях его трепетала шальная надежда – а ну как и впрямь… Но надежда, конечно, была не только греховной (это еще куда ни шло), но и глупой: на печальных вестников гости не были похожи.
– Князь Вячеслав здоров, только мы что-то давно его не видали! – с намеком ответил боярин Самовлад. – Опять у венгерского короля с братьями немирье, вот князь Вячеслав и отправился чужое стадо пасти. А своим пренебрегает.
– Да что вы говорите? – Князь Юрий оперся о подлокотник престола и наклонился вперед, как будто услышал нечто удивительное.
– Собрался город Туров и порешил: нам князь нужен такой, который не за морями, а на Руси будет нас оберегать! – продолжал Самовлад Плешкович. – И порешил город Туров общим голосом: приди к нам, Юрий Ярославич, и владей нами! И не позволь киевлянам нас держать за своих холопов, но управляй нами сам по правде!
– Вот что! – только и воскликнул князь Юрий, схватившись за бороду рукой в ярких блестящих перстнях.
Такого он никак не ожидал. Его деды, родной и двоюродный, его дяди и отец много лет сражались с другими ветвями князей Рюриковичей за обладание то Владимиром, то Перемышлем, то червенскими городами, и в этой борьбе вся его мужская родня поочередно сложила головы. Род Изяслава Ярославича, сына Ярослава Мудрого, к которому принадлежал князь Юрий, потерпел поражение, на владимирском и туровском столах утвердились потомки Всеволода Ярославича, на перемышльском – внуки Владимира Ярославича. Только из милости и христианского желания быть в мире с ближними туровский князь Вячеслав Владимирович отдал за Юрия свою дочь, а киевский князь Владимир Мономах дал за внучкой берестейский стол. Не имея больше сильной родни, князь Юрий должен был состариться и умереть в Берестье, на самых западных рубежах Руси. Но вот город Туров сам предлагает ему власть над собой! Мало того что Туров больше и богаче – от него гораздо ближе до Киева…
К городским старостам и сельским боярам были разосланы гонцы – звать на совет. Едва ли город мог не отпустить князя, но должен был обсудить, кого принимать взамен, и обговорить с отъезжающим правителем условия союза городов, если таковой окажется возможным.
Но уже на следующий день – как раз выдалась пятница, день торга, – после окончания обедни народ, не расходясь, толпился перед Успенским собором и вовсю обсуждал новости. Тут и там собирались кучки людей, и в каждой говорили свое. Приграничный город был разноплеменным: в нем жили древляне, дреговичи, волыняне – потомки древнего племени дулебов, обитавшего в этих местах еще пять веков назад. Встречались ятвиги [11] , ляхи [12] , были и венгры.
– Кто же у нас теперь князем-то будет? – волновались бабы, собравшиеся на торг с кошелками, корзинами и коробами.
– Да их, Изяславова [13] племени, осталось-то всего ничего! – бойко рассуждал поп маленькой Власьевой церкви, отец Никодим. – Всех ведь Господь уже призвал. Кроме князя Юрия, только двое и осталось, да и те еще дети – князь Юрий Ярославич [14] да князь Вячеслав Ярославич. Их и примем на княжение.