Еще один день они прожили в Небеле. Крестя то сидела с княгиней Мстиславой и ее дочерями, то выходила с ними погулять на бережок, а Прямислава почти не показывалась из горницы – ей никого не хотелось видеть. Все произошедшее с ней в последние дни казалось дурным сном: вот-вот она очнется и увидит себя в келье Апраксина монастыря, той самой, где прожила семь лет и знала каждую трещинку в стене. Но едва ли ей придется вернуться в ту келью. С жизнью княгини-затворницы, не принятой мужем, покончено навсегда. Но кем она станет теперь? Она, выросшая среди монахинь, вдруг так близко сошлась с князем Ростиславом, с мужчиной, который хотел увезти ее с собой… Какое-то помрачение на нее нашло, что она по доброй воле встречалась с ним и подвергала свою честь такой опасности в углу под лестницей… Теперь она опомнилась, но веселее ей от этого не стало. Будущее по-прежнему оставалось неведомым и не слишком-то радостным.
На другой день в Небель явился неожиданный гость – Милюта Веченич. Княгиня Мстислава как раз гуляла, Прямислава сидела в горнице с Зорчихой, они-то и приняли воеводу. Отлежавшись, он отправился назад к своему князю, а по пути встретил Ростислава Володаревича с дружиной, который и рассказал ему, что Прямислава Вячеславна освобождена и ждет в Небеле. Счастливый, что застал ее здесь целой и невредимой и даже может явиться вместе с ней к Вячеславу Владимировичу, хотя в этом и не его заслуга, боярин Милюта не сразу обратил внимание на то, что Прямислава одета в подрясник.
– Что это ты, матушка, по-монастырски нарядилась? – спросил он, когда все новости были рассказаны. – Неужели тебя игуменья так снарядила? Ни к чему это! У тебя что же, и мирского платья нет?
В каком платье она уезжала из Апраксина, он, как девять мужчин из десяти на его месте, конечно, не обратил внимания.
– Есть, – ответила Прямислава, переглянувшись с Зорчихой. – Только его другая носит.
Ей было неловко признаваться в этом переодевании, особенно потому, что оно слишком напоминало о Ростиславе. Но боярин Милюта, выслушав ее, сразу все одобрил.
– И правильно! – сказал он. – Так сохраннее. Но уж теперь можно и правду открыть, здесь-то тебя князь Юрий не достанет.
К вечеру из Турова приехал боярин Свирята Кресомирич с сотенной дружиной, которого князь Вячеслав прислал за дочерью. Сам он не мог пока оставить Туров даже на день, поскольку на Червонном озере еще сидел князь Юрий и надо было решать, что с ним делать. Молодой воевода жаждал поглядеть на дочь Вячеслава Владимировича, о которой в войске уже бродили разнообразные слухи, но повидаться ему удалось только с боярином Милютой. Княгиня Прямислава не выходила из горницы. Вечером Крестя попрощалась с хозяйками, собираясь выехать на рассвете, и утром Прямислава пошла к кибитке уже в своей собственной одежде. Там ей поклонился боярин Свирята; Крестю он даже не заметил, как и Ростислав когда-то, не усомнившись, которая из двух тут княгиня.
– Если хорошо поедем, на четвертый день будем в Турове, – обнадежил он Прямиславу. – Батюшка, князь Вячеслав, как рад будет тебе, княгиня! Сколько лет не видались!
Следующую ночь провели в Пинске, втором по величине городе княжества. Здесь заправлял тысяцкий [44] Ермил Богуславич – в большой и богатый город князь Вячеслав не хотел сажать князей-родственников, справедливо опасаясь, что вскоре им захочется и большего. На ужин в гридницу собрались все пинские «лучшие люди» и дивились про себя, как свободно держится девушка, выросшая в монастыре. А Прямислава даже не думала о том, как себя держать, – сидеть за столом с мужчинами теперь уже не казалось ей ни опасным, ни удивительным. К Турову подъехали на четвертый день к вечеру, когда уже темнело. Город был очень хорошо защищен: его окружали воды трех рек, и не только детинец, но и посад ограждали вал и ров. В густеющей тьме было трудно что-то разглядеть, местность казалась совершенно незнакомой, и Прямиславе не верилось, что здесь она прожила почти целый год перед замужеством. Когда она думала о доме, на память ей приходил Смоленск – ее родной город, где в то время княжил Вячеслав Владимирович и где она выросла. Но не видать ей больше Смоленска и тех светлых горниц, где они так весело играли с сестрой Верхуславой, где жила мать. Кутаясь в плащ от вечерней прохлады, утомленная дорогой и всеми приключениями, Прямислава напрасно пыталась разглядеть в окошко кибитки хоть что-нибудь. В душе росло чувство одиночества, обиды и тоски – можно вернуться домой, но прошлое вернуть нельзя! Прямислава давно знала и о замужестве сестры, и о смерти матери, но сейчас боль от разлуки с ними, от невозможности вернуться туда, где они снова будут вместе, стала такой сильной, что она едва сдерживала слезы.
Несмотря на позднее время, городские ворота были открыты. Улицы были пусты, и никто не встречал их, кроме вечных горшков и кринок, несших ночной дозор на кольях тынов. Заметила она только, что возле княжьего двора появилась новая каменная церковь, еще не побеленная.
– Это все князь Вячеслав построил! – охотно пояснил ей боярин Свирята. – Вон там святой Илья на торгу…
– Те старые, я их вроде помню. А вот эта, новая?
– Эта – Успения Богородицы. Три года назад князь Вячеслав заложил, когда княгиня умерла. Матушка твоя то есть. Только-только освятили, а попом поставили отца Иллариона.
Князь Вячеслав, как видно, получил весть от дозорных у ворот и ждал дочь прямо на крыльце. Прямислава не сразу узнала его: по воспоминаниям ей казалось, что отец выше ростом, шире в плечах и вообще гораздо крупнее, и она смутилась, осознав, что в недоумении разглядывает человека, который идет к ней, протянув руки для объятий.
– Душа моя, Прямислава свет Вячеславна! – приговаривал он, обнимая ее. – Наконец-то ты до меня добралась! Уж я и не знал, увидимся ли на сем свете, а вот дал Бог такую радость! Прямо не узнать тебя! Верю тебе, Милюта! – Князь Вячеслав обернулся к боярину, не выпуская руки Прямиславы. – Верю, что моя дочь, а сам бы не сразу и догадался! Такая красавица выросла! Провожали-то мы девчоночку, от горшка два вершка, а теперь какая лебедь белая! Просто заря ясная, солнце красное!
Прямислава наконец сообразила, почему облик вызывает у нее недоумение: ведь в день прощания она едва доставала ему макушкой до груди, оттого он и казался ей богатырем. Челядь держала вокруг них множество факелов и кричала так радостно, точно приехала невеста. Прямислава рассматривала князя Вячеслава, узнавая в нем прежнего отца и знакомясь с ним заново. Она еще была смущена, но все же его искренняя радость при встрече успокоила ее. У князя были такие же большие голубые глаза, что и у нее самой, и только морщинок у него прибавилось, а на висках среди светлых волос проглядывала седина. Она расцвела за эти годы, отец состарился, хотя стариком его еще никто бы не назвал. Время словно вернулось назад – князь Вячеслав снова обнимал дочь, с которой однажды простился навсегда. Их жизнь словно начиналась сначала, но Прямиславе при мысли об этом делалось отчасти неловко: она была уже слишком взрослой, чтобы снова вести в отцовском доме жизнь ребенка.