Даже отец Ливерий, как ни мало он был склонен поддаваться слухам, все же пришел на княжий двор поговорить со Ростиславом.
– Чудные дела творятся, чадо! – грустно сказал он, усевшись напротив. – Такие чудные, что лучше бы нам не дожить до таких чудес!
– И ты туда же, отче! – с досадой ответил Ростислав. – Ну не убивал я его, вот те крест! Нашли тоже Каина! Что вы меня, первый день знаете? Что мне теперь, на торг выйти и там Христом Богом клясться, что я брата своего не убивал? И как бы я в один и тот же час мог и в городе, и в Лосиной Топи оказаться? Надвое, что ли, разорвался?
– Но ведь говорят, что видели тебя там и в лицо признали.
– Ну, не знаю. Может, бес был во образе моем!
– Бес силен, многое может! – Игумен вздохнул и покачал головой. – Только говорят, что бес-то здесь был во образе твоем, а сам ты – на Лосиной Топи!
– Ну, люди! – Ростислав ударил сжатым кулаком по колену. – Сами же звали в город, приди, дескать, сделай милость, владей нами, а теперь первой же клевете верят! Экая дичь!
– И нож из раны вынули твой. Ведь у тебя же такой Михаил Архангел. – Ливерий кивнул на золоченый образок.
– Мало ли у меня таких ножей было! Может, потерял когда-нибудь, а черт какой-нибудь подобрал! Затмение какое-то, ей-богу! Брат Володьша, и ты, отец, и весь Белз меня в убийцы вырядил!
– Не может быть такого! Пресвятая Богородица, да что же это такое! – Прямислава чуть не плакала, не стесняясь присутствия бояр, кметей и игумена. – Говорила я тебе: несчастливая я!
– Этак нам и туровский князь не станет помогать! – заметил боярин Ян. – Он ведь разборчивый! Блудливого князя Юрия не захотел в зятьях иметь, а о братоубийце и слушать не захочет! Этот грех потяжелее будет! Даже если и обвенчаешься, не примет тебя князь Вячеслав и полков не даст. Разве что дочь ему вернуть, может, тогда поможет помириться…
– Я не пойду! – Прямислава вытерла слезы жестким расшитым рукавом и решительно тряхнула головой: – Никуда от тебя не пойду! От Каина и то жена не ушла, а ты не Каин, ты не убивал, я не верю! Если видели тебя там, значит, бес перекинулся, а я не поверю! Даже если бы сама тебя увидела с тем ножом, все равно не поверила бы!
Бояре вздыхали, а отец Ливерий молчал, грустно и нежно глядя на Прямиславу.
Дни осады шли медленно, и каждый казался целой неделей. Ни к той, ни к другой стороне не подходило подкрепления. Князь Владимирко со своими воеводами и с Юрием Ярославичем нередко проезжал вдоль города, но, несмотря на готовность белзцев, ни одного приступа не было. Не желая терять людей, Владимирко послал в Киев жалобу на братоубийцу и надеялся, что киевский князь встанет на его сторону. Тогда и Турова можно не опасаться, потому что не пойдет же Вячеслав Владимирович против родного отца! А уж если киевский князь потребует выдачи убийцы, все отцовское наследство соберется в руках Владимирка без единого сражения.
Ростислава посещала мысль сделать вылазку и разметать стан не ожидающих подобной дерзости звенигородцев, и его кмети с десятниками были на это готовы. Но трех десятков для такого дела было мало, а в том, что его поддержат жители Белза, Ростислав теперь не был уверен. В их умах всходили буйные ростки сомнения, и Ростислав не знал, как их оттуда выкорчевать. Да уж, одним ударом ножа неизвестный убийца избавил Владимирка от обоих братьев!
Но откуда у настоящего убийцы взялся этот нож? Да, чеканное изображение Михаила Архангела с краткой молитвой украшало шлем Ростислава, и хотя такого ножа у него не было, он вполне подошел бы к его снаряжению. И кто мог видеть князя там, где его не было, да еще и узнать в лицо? Без вмешательства дьявола тут не обошлось!
Многие расспрашивали Заваду и его двух товарищей, которые видели убийцу и говорили с ним, но те не могли дать толкового ответа.
– Темно же было! – отвечал Завада Наседке и Крушилу, которые пришли его допрашивать с целой толпой любопытных. – Я только и видел, что человек вроде.
– Xal Человек! Уж верно, не свинья была! А лицо-то, лицо?
– А лица не мог разглядеть.
– А росту он был какого? Высокого?
– Да нет вроде, чуть повыше меня.
Вопрошатели переглянулись: Ростислав был чуть повыше Завады.
– А голос?
– Да он не говорил, а шептал только. Где же тут разберешь?
– Ну ты скажи, мог это быть князь Ростислав? Мог или нет?
– Да хоть епископ Симон! – в отчаянии отвечал измученный Завада. – Отстаньте вы от меня, ради Христа! Ну не знаю я, не знаю!
Но этот ответ многим казался подтверждением. В городе начиналось подспудное брожение. Припасов еще хватало, никто пока не голодал, но ходили слухи, что кто-то уже разбирает на дрова старый амбар. Первая удаль утихла, вид осаждающего войска, обложившего город со всех сторон, давил на сердце и ослаблял дух. Уже у многих шевелились тревожные мысли, что князь Владимирко способен держать осаду хоть целый год и белзцы без приступов и пролития крови окажутся так ослаблены, что в конце концов их возьмут голыми руками. Воображению рисовалась участь поверженных городов: сожженные дома, дым над некогда оживленными улицами, вой собак над трупами и длинные вереницы пленных, которых уводят, чтобы продать за Греческое море… Уже все были уверены, что помощь ниоткуда не придет, что Белз брошен один на один со своей злой судьбой… И если князь, которого они выбрали, действительно братоубийца, то Бог не помилует их город!
Работать в осаде никто не мог и не хотел, народ целыми днями толкался под воротами, на маленьких площадях перед церквами. Торг был постоянно забит, хотя торговли не было, а тут и там какой-нибудь умник, взобравшись на телегу, держал речь то за князя Ростислава, то против.
Так прошло дней пять или шесть, и однажды Прямислава увидела из окна горницы, как мимо двора Яна Гремиславича идет целая толпа. Впереди шли Крушило и Наседка, и все были так возбуждены, что гул долетал даже до горницы. Прямислава бросилась вниз по лестнице, догнала толпу, пробралась через двор и первой влетела в гридницу. Ростислав, видимо, собрался куда-то идти, потому что она почти налетела на него на пороге; увидев ее встревоженное лицо, он схватил ее за плечи и хотел спросить, в чем дело, но тут и сам услышал шум во дворе.
Крушило и Наседка вошли первыми и держались так важно, что Прямиславе стало ясно: ничего хорошего они не скажут.
– Послушай, Ростислав Володаревич, что народ решил! – начал Крушило. – Помощи нам ждать неоткуда. Князь Владимирко осаду не снимет, пока убийц не получит. Народ решил: надо ему убийц выдать.
– Меня, значит? – сурово спросил Ростислав и положил руки на пояс. – Сами меня звали княжить, клялись почитать как отца, а теперь струсили?
– Нам, княже, о детях надо думать! – отчасти виновато добавил боярин Аким Желанович. – Неладно вышло, ты уж не взыщи. Народ решил послать к князю Владимирку: пусть крест поцелует, что возьмет убийц, а больше никого не тронет.