Обернувшись, Мина увидела на своей кровати юбку из белой тафты, муслиновое кружевное платье и шелковые чулки.
Возле кровати стояли белые атласные туфельки. Мина разглядывала все с удивлением.
— Для кого этот наряд? — спросила она.
— Для тебя, сестричка, — отвечала Селеста.
— Уж не иду ли я сегодня собирать пожертвования? — пошутила Мина.
— Нет, ты идешь на свадьбу.
Мина бросила на Селесту изумленный взгляд.
— А кто женится? — поинтересовалась она.
— Это секрет.
— Секрет?
— Да.
— Ну, скажи мне, сестрица Селеста, — попросила она, гладя старую деву по щекам.
— Спроси у Жюстена, — отвечала та.
— О, Жюстен! Как давно я его не видела! — воскликнула Мина. — А где он?
— Ждет, когда ты оденешься.
— Я сейчас! Помоги мне, сестрица Селеста!
В одну минуту Мина с помощью сестры была одета.
Больше всего времени в туалете женщины обычно отнимает прическа.
Но волосы у Мины вились от природы. Взмах гребня — и крупные завитки из-под ее пальцев упали вдоль щек, рассыпались по плечам и легли на грудь.
— Я готова, Селеста, — сказала Мина. — Где Жюстен?
— Ступай! — велела Селеста.
Чтобы сойти вниз, нужно было непременно пройти через спальню г-жи Корби.
Слепая угадала Мину по походке.
Едва успев отворить дверь, Мина очутилась в объятиях г-жи Корби.
Та поцеловала девушку и провела рукой по ее волосам. Старуха будто что-то искала и не находила.
— Она еще не виделась с Жюстеном? — спросила мать.
— Нет, Жюстен ждет ее.
— Ну иди! — приказала г-жа Корби. — Бывают минуты, когда ждать очень трудно!
Сестрица Селеста отворила дверь; Мина хотела было спуститься вниз.
— Нет, — остановила ее Селеста, — вот сюда. Она отворила дверь напротив.
Дверь вела в уже описанную нами комнату новобрачных.
Жюстен стоял посреди комнаты, держа в руках то, чего недоставало в наряде Мины и что г-жа Корби тщетно пыталась нащупать на голове у сиротки — венок флёрдоранжа.
Мина все поняла.
Она радостно вскрикнула, побледнела, вытянула руки, словно в поисках опоры.
Опора была рядом. Жюстен одним прыжком оказался рядом и принял ее в объятия. Коснувшись губами уст Мины, он возложил ей на голову венок флёрдоранжа.
Так Жюстен — без слов, едва слышным восклицанием — сделал Мине предложение, так она ответила согласием.
Спустя пять минут Мина стояла перед г-жой Корби на коленях. Та нащупала, наконец, то, что безуспешно искала на голове у девушки десятью минутами раньше, подняла дрожащую руку и проговорила:
— Во имя счастья, которое ты мне дала, будь благословенна, дочь моя!
В это мгновение на пороге появились трое.
Это были г-жа Демаре и мадемуазель Сюзанна де Вальженез; из-за их спин выглядывал старый учитель, привстав на цыпочки, чтобы получше рассмотреть, что происходит.
Вдруг славный г-н Мюллер почувствовал, как кто-то схватил его в охапку. Старик едва не задохнулся.
Это Жюстен обнимал его.
— Ну что? — спросил добряк.
— Она меня любит! — вскричал Жюстен.
— Как сестра? — рассмеялся Мюллер.
— Как сестра, как невеста, как женщина, как супруга! Она меня любит, дорогой господин Мюллер! О, я счастливейший из смертных!
Жюстен был прав: в эту минуту он достиг такого блаженства, какое редко кому из людей дано испытать.
Он был на вершине счастья.
В это время мальчик-грум в черном рединготе, белых панталонах, сапогах с отворотами и обшитой галуном шляпе с черной кокардой протолкался среди действующих лиц этой сцены, подошел к Сюзанне де Вальженез и подал ей скатанный в трубочку лист бумаги и карандаш.
— От господина Лоредана, — доложил грум по-английски. — Он ждет ответа.
Сюзанна развернула листок и увидела огромный знак вопроса.
Она все поняла.
Под знаком вопроса она написала короткие строчки:
«Они женятся! Она выходит замуж за своего дурака-учителя!
Дай своей любви расчет и прогони ее… чтобы позже снова взять к себе на службу.
С. де В.»
— Вот, Дик, отнеси своему хозяину, — сказала она. — Это ответ.
Жюстен все видел, но ничего не понял. Однако что-то похожее на предчувствие неведомой беды заставило его вздрогнуть.
Он подошел к окну, чтобы посмотреть, кому будет передана записка.
У дверей в коляске ожидал красивый элегантный молодой человек. Очевидно, это был г-н Лоредан де Вальженез.
Заслышав шаги грума, он обернулся. Жюстен мог рассмотреть его лицо.
Это был уже знакомый ему молодой человек, который на празднике Тела Господня так странно смотрел на Мину, что сердце школьного учителя впервые ужалила змея ревности.
Грум передал записку молодому человеку, тот прочел ее и знаком приказал груму сесть рядом с кучером.
Не успел мальчишка вскарабкаться на козлы, как коляска стремительно понеслась прочь.
Пока в знакомом нам домике на улице Предместья Сен-Жак происходили описанные выше события, почтенный священник лет семидесяти — семидесяти двух поднимался по улице к дому Жюстена; зеваки с радостным любопытством показывали на священника пальцами, а он безуспешно пытался понять, что бы это значило.
Обитатели предместья Сен-Жак вняли заявлению аптекарши и уже со вчерашнего утра ожидали приезда священника. Едва завидев сутану и треуголку аббата Дюкорне — так звали кюре из Ла-Буя, — зеваки сказали друг другу (кто стоял поближе — словами, кто подальше — жестами): «А вот и священник!»
И так как после столь долгого ожидания кюре уже не надеялись увидеть, его появление, как мы сказали, послужило причиной всеобщего оживления.
Каждый стремился подойти к нему поближе, его обступали со всех сторон, и он шагал в сопровождении целой процессии.
Когда он остановился, озираясь по сторонам и пытаясь сообразить, куда идти дальше, какая-то кумушка с поклоном приветствовала его:
— Здравствуйте, господин кюре!
— Здравствуйте, милая! — отозвался достойнейший аббат.