Итак, Камилл отправляется в путь с самыми похвальными намерениями.
Кстати сказать, после разлуки еще желаннее будет возвращение, он снова переживет волнующие минуты встречи с любимой.
Увы!
Провидение, устав, по-видимому, от бесцеремонного с ним обращения в последнее время, больше не принимает всерьез жителей нашей надоедливой планеты и безжалостно спутывает все их карты.
Без сомнения, именно по этой причине оно помешало исполнению планов Камилла, заманив его в самую опасную ловушку, какую только можно придумать для человека его характера.
Не успел он отойти от Ба-Мёдона на двести шагов, как в облаке золотистой пыли заметил двух девушек в белых платьях. Они сидели верхом на осликах, покрытых черными попонами.
Человек предполагает, а дьявол располагает!
Однажды меня упрекнули в невежестве за то, что я сказал — не помню теперь, по какому случаю, — что громоотвод «притягивает» молнию.
Предположим, дорогой читатель, что мне не пошли в прок наставления ученейшего г-на Бюлоза относительно электричества и вольтова столба и что я до сих пор пребываю в заблуждении.
Я говорил: «Как громоотвод существует с одной целью: притягивать молнию, так нам кажется, что и девушки созданы единственно для того, чтобы привлекать молодых людей». Разумеется, я тогда был весьма далек от мысли, что высказываю нечто новое или очень смелое.
Итак, девушки еще издали привлекли горячий взгляд Камилла, как только пылкий креол заметил их издали в облаке пыли.
Камилл ускорил шаг и, поскольку он двигался быстрее осликов, скоро приблизился к амазонкам. Тут одна из них случайно обернулась и, натянув поводья, подала спутнице знак сделать то же.
Видя этот маневр, Камилл прибавил шагу и скоро поравнялся с девушками. Тогда та из них, что была повыше, приподнялась на деревянной планке, служившей ей стременем, и бросила повод на шею ослу. Рискуя скатиться наземь в пыль, она упала молодому человеку в объятия и принялась изо всей силы целовать его.
— О! Шант-Лила, принцесса Ванврская! — воскликнул Камилл.
— Ну, наконец-то! Ах ты неблагодарный! — вскричала девушка. — Давненько я тебя ищу!
— Ты меня ищешь, принцесса? — переспросил Камилл.
— Где я только не была! Я и здесь искала тебя.
— Смотри-ка! — усмехнулся Камилл. — Я тоже здесь с одной целью — найти тебя.
— Ну, раз мы друг друга нашли, — опять бросаясь ему на шею, вскричала Шант-Лила, — дольше искать незачем… Давай поцелуемся и забудем об этом.
— Забудем об этом и обнимемся! — подхватил Камилл, точно исполняя ее приказание.
— Кстати… — продолжала прачка.
— Что такое? — перебил ее Камилл. — Мы еще не поцеловались?
— Нет, не то… Позволь тебе представить мою лучшую подругу, мадемуазель Пакеретту, графиню дю Батуар. Ни к чему говорить, что Пакеретта — это имя, а графиня дю Батуар…
— …ее титул? Ну ладно. А какая у нее фамилия?
— Просто-напросто Коломбье, — отвечала прекрасная прачка.
— Прибавь к этому, что так зовут ее ротик, ибо никогда еще любовное воркование не вылетало из такого розового и свежего гнездышка!
Розовые губки Пакеретты немедленно расплылись до ушей, и она непременно потупила бы взор, но принцесса Ванврская, представив молодого человека своей первой фрейлине, заставила ее остановить взгляд на Камилле.
— Господин Камилл де Розан, американский дворянин, ворочающий миллионами на Антильских островах, у которого, как ты могла заметить, хлопушками полны карманы.
Принцесса Ванврская называла «хлопушкой» всякое острое словцо из тех, которыми Камилл обычно украшал свою речь.
— Куда же вы направляетесь, если не секрет? — спросил Камилл.
— Да я только что тебе сказала, несчастный! — вскричала принцесса. — Мы искали тебя.
— В самом деле, Пакеретта?
— Никого другого, это точно, — подтвердила графиня.
— Как же так получилось, что нынче, во вторник, вы не в своем мыльном королевстве, прекрасные наяды? — удивился Камилл. — Уж не высушило ли, случайно, солнце ваш дворец?
— Да, милейший, наши дворцы действительно высохли, — отвечала Шант-Лила, прищелкнув языком. — И если вы в самом деле дворянин, как утверждаете и как можно подумать по вашему виду, вы сейчас же найдете для нас прелестное местечко — пусть даже это будет что-то огромное и грязное, мне все равно! — где мы могли бы съесть молока и выпить по пирожку.
— Принцесса… — начал было Камилл.
— Да, я совсем не то хотела сказать, но я так ослабела, что и соображать не могу.
— Спешу на поиски! — воскликнул Камилл. Но Шант-Лила удержала его за полу редингота.
— Ну нет, принцессу Ванврскую так просто не провести, господин Руджери! — закричала она.
— Что ты хочешь этим сказать, владычица моего сердца? — простодушно спросил креол.
— Да она боится, что вы не вернетесь, — ответила Пакеретта. — А мы уж так хотим пить!..
— Правду ты сказала, Пакеретта! — подтвердила Шант-Лила, не выпуская из рук полу редингота.
— Чтобы я тебя бросил, принцесса! — вскричал молодой человек. — Покинуть тебя, сбежать от тебя, когда ты посылаешь меня за пирожком?! Что же за люди тебя окружали с тех пор, как мы расстались, душа моя? Как?! Неужели полтора месяца разлуки изменили тебя до такой степени, что ты сомневаешься в порядочности Камилла де Розана, американского джентльмена? Не узнаю тебя, владычица моего сердца! Да мою Шант-Лила подменили!
И Камилл словно в отчаянии простер руки к небу.
— Ладно уж, ступай! — сказала она, выпустив из рук полы его редингота. — Хотя нет, — прибавила она, подумав, — было бы жестоко заставлять тебя возвращаться в такую жару! Идемте все вместе!.. Только постарайся отыскать моего осла: пока мы болтали, он куда-то запропастился, а я за него поручилась головой нашего хозяина.
Осел и впрямь исчез; как ни обшаривали они взглядом равнину по обе стороны дороги — ни малейшего следа.
Они потратили немало времени, прежде чем нашли беглеца.
Он лежал в канаве и спал сладким сном.
Осла ласково окликнули, и он с покорностью, на какую способен даже не каждый человек, вышел на дорогу, внял просьбе и как нельзя более любезно подставил девушке спину.
Графиня дю Батуар уступила своего осла Камиллу, а сама уселась позади Шант-Лила.
И веселый караван двинулся на поиски фермы, кабачка или мельницы.
Пиротехник Камилл истратил далеко не все свои «хлопушки», как выражалась принцесса Ванврская. И одному Богу ведомо, какими веселыми словечками был осыпан путь! Наездницы и всадник состязались в остроумии, звонкий смех разносился по всей равнине; птицы принимали их за своих веселых собратьев и ничуть не пугались при их приближении; путешествующая троица была похожа на первые майские воскресенья, воплощала в трех лицах саму весну.