Она выкатила мотоциклетку на свет, огляделась — карлика не видать. Должно быть, снова зарылся в какую-то щель… Может, надо было послушать его и полететь вместе? Но мотоциклетку ведь не бросишь, а как ее с собой взять? Да и что там, за горизонтом? Тоже небось люди и мутанты убивают людей и мутантов, везде ведь одно и то же. Везде страх и злоба, а от них — беды и смерть. Или найдется где-нибудь такой край, в котором страх не имеет над людьми власти?
Йоля нахлобучила шляпу и завела двигатель. Что толку рассуждать? Все равно никогда заранее не узнаешь, куда приведет дорога. Нужно просто следовать своим путем, вот и все.
Погода уже начала меняться. Ветер гнал по небу белые пушистые облака — предвестники грядущего сезона дождей. Тени облаков плыли по желто-серой степи, создавая иллюзию движения. На самом же деле все было тихо, спокойно и безжизненно. Ни ящериц, ни птиц поблизости. Конец сухого сезона — самое трудное время для всякой живности. Йоля катила туда, где карлик видел поселок. Там она узнает новости, а если удастся, то и горючим разживется. В карманах было пусто, но чем платить за бензин, она не думала. Так или иначе дело сладится, зачем заранее ломать голову над такими пустяками? Всегда можно что-нибудь украсть или еще как-то иначе…
Иногда в низинах, на дне балок, попадались старые следы протекторов. Здесь кто-то проезжал, но определить, когда именно, было невозможно — ясно только, что в этом сезоне, иначе дожди бы все смыли. Наверху следов не было, их уничтожил ветер.
Переваливая очередной холм, Йоля приметила темную полосу, немного выделяющуюся на общем фоне безжизненной равнины. Дорога? Непохоже. Полоса тянулась из-за холма и терялась где-то вдалеке, за горизонтом. Девушка решила подъехать поближе и глянуть. Когда приблизилась, стало ясно, что это за след, но веселья новое знание не прибавило. Здесь прошла орда кочевых, манисы гадили на ходу, и кучки навоза, разбросанные вдоль линии движения, издали казались сплошной полосой. Насколько свежие эти кучки, Йоля на глаз определять не умела, но ясно, что не больше суток назад это добро здесь манисы оставили, иначе занесло бы песком, высушило дневным зноем. Тут она уловила краем глаза какое-то движение вдалеке. Не тень облака — что-то другое и почти точно на ее маршруте. На всякий случай Йоля развернула мотоциклетку и погнала в объезд, чтобы холм, у подножия которого ей почудилось шевеление, остался в стороне. Мотоциклетка трещала двигателем, взвивалась пыль, из-под колес летели комья ссохшейся земли… Вроде все как обычно, но под сердцем слегка заныло, на душе было неспокойно: что-то должно случиться, что-то сейчас произойдет… Йоля, не убирая левую руку с руля, правой нащупала дробовик, переложила его поудобнее и провела пальцем по курку — взведен, порядок.
Когда она оглянулась в очередной раз, из-за холма в темной полосе тени показались две точки, которые устремились следом за мотоциклеткой. Наездники на манисах, двое. Йоля мысленно похвалила собственную предусмотрительность — ишь, думали так просто ее поймать, стать за холмом, а когда она будет рядом, выскочить и перехватить. Нет уж, некроза вам, не поймали! Едва она успела подумать, что очень легко обманула кочевых, из оврага впереди высунулась голова маниса. Дикарь заставил ящера лечь и затаился, а теперь манис встал. Кочевник, прижимавшийся к длинной чешуйчатой шее, выпрямился и заголосил. манис выбрался из оврага и длинными скачками устремился наперерез мотоциклетке, следом за ним из оврага выскочил другой, потом еще…
Трое кочевых разворачивались в линию, чтобы отрезать путь Йоле, она вывернула руль, уходя в степь. Пока маневрировала, те двое, что были сзади, успели заметно сократить расстояние, теперь сквозь треск и грохот катящейся мотоциклетки долетали и их визгливые вопли.
Йоля мчалась, огибая засаду, но, едва собралась сделать новый поворот, чтобы совсем уж вырваться из ловушки, на гребне холма вырос наездник. Здоровенный, страшный, в курчавые патлы вплетены кости и палочки, чтобы придать прическе форму. Вместе это образовывало что-то вроде раскинутых крыльев, будто на кочевого уселась странная безголовая птица. Лицо и грудь людоеда покрывали белые линии, складывающиеся в корявый рисунок.
Но любоваться диковинными украшениями было некогда, Йоля снова пустила мотоциклетку по кругу, чтобы проскочить, сохраняя дистанцию, и не дать дикарю метнуть копье. Когда она оглянулась, следом за размалеванным через гребень холма переваливали другие дикари — еще и еще. Теперь она ругала себя: дура, дура, обрадовалась, решила, что ушла из засады, а те, первые, ей нарочно показались, чтобы направить в ловушку… Ну, ничего, пока что не поймали! Хотя кольцо сжималось, до ближайших преследователей оставалось еще порядочное расстояние. Кочевые неслись со всех сторон, спешили сойтись, окружить, отрезать путь. Йоля еще повернула руль, направляя мотоциклетку туда, где пространство между пустынными наездниками было побольше. Дикарь с крыльями тоже ударил пятками маниса, устремляясь наперерез. Он завыл, и Йоля заверещала, мчась прямо на него. Дикарь поднял руку, занося копье для броска…
Резко и пронзительно зашипел манис, которого хозяин пустил навстречу грохочущей, окутанной клубами пыли мотоциклетке. Йоля схватила дробовик и навела оружие на разрисованного, тот поднял маниса на дыбы и метнул копье. Бабахнул выстрел. Остро отточенный наконечник глубоко вонзился в скат, пропорол его, но переднее колесо продолжало бешено вращаться, длинное древко ударило в землю. Заднее колесо мотоциклетки, налетевшей на препятствие, оторвалось от земли, Йоля выпрыгнула, а мотоциклетка, переворачиваясь в воздухе, рухнула на маниса, грудь которого была изрешечена дробью. Дикарь с крыльями на башке рванулся из-под упавшего ящера. манис дернулся, перекидывая мотоциклетку на наездника, тот снова взвыл…
Йоля всем телом грохнулась о землю, от удара дыхание прервалось, будто воздух разом вышибло из легких, она закряхтела, села. Притянула к себе дробовик и переломила. Когда вытаскивала гильзу, пальцы дважды сорвались, Йоле казалось, она делает все страшно медленно, но пока заряжала, несущиеся во весь опор дикари почти не приблизились. Голова кружилась, и равнина раскачивалась перед глазами. Йоля подняла дробовик и прицелилась в того противника, что был ближе. Дробовик выплюнул сноп огня и свинца, манис вильнул в сторону, а наездник полетел кубарем, только пятки мелькнули.
Отдача опрокинула Йолю, она снова села и стала перезаряжать. На нее упала тень, и девушка, не раздумывая, метнулась в сторону — там, где она только что сидела, в землю глубоко воткнулось копье, украшенное разноцветными ленточками. Это дикарь с чудной прической сумел выбраться из-под упавшего маниса и дохромал к девушке.
Зарядить она уже не успевала. Приклад дробовика описал дугу, завершившуюся на челюсти кочевого. Тот повалился на спину, а Йоля успела разглядеть, что изображала его прическа — вовсе не птицу, а страшного крылатого зверя, которого они с Игнашом видели в небе, когда харьковчан застигла буря в Донной пустыне.
Над самым ухом зашипел манис, клацнули длинные желтые зубы. Йоля увернулась, но дикари уже кружили около нее, отталкивая друг друга. Девушка взмахнула разряженным дробовиком, никого не задела, и тут на ее затылок обрушился удар, дубинка прошла вскользь, сбила шляпу, однако в глазах потемнело, колени подогнулись. Йоля опустилась в пыль. На спину ей прыгнул дикарь, она ударила затылком наугад, угодила в мягкое, людоед зарычал, перехватил Йолину руку и выкрутил, заставляя выпустить оружие. На помощь ему подоспел второй. Третий сел ей на ноги.