– Ты все выворачиваешь наизнанку!
Он сделал шаг к ней, но Даша отпрянула.
– Не подходи ко мне! – прошептала она, потому что голос внезапно сел. – Не подходи ко мне! Я не собираюсь никому ничего рассказывать, поэтому не трогай меня!
– Даша, успокойся, не собираюсь я тебя трогать!
Он сделал еще один шаг, и у Даши прорезался голос.
– Не подходи ко мне! – отчаянно выкрикнула она. – Еще шаг сделаешь, начну кричать! Я тебе не Алина!
Она попятилась по аллее, и когда их стало разделять не меньше трех метров, повернулась к морю.
– Дашка! – крикнул он ей в спину.
Ее словно током ударило.
– Не смей называть меня Дашкой! – прошипела она, обернувшись к нему. – Вообще не смей никак меня называть! И не подходи ко мне, понятно? Не подходи ко мне, не то я сама тебя убью.
Он стоял на берегу неподвижно.
Господи, кругом одна ложь, мысленно простонала Даша, одна ложь. Она повернулась и пошла по аллее, сначала медленно, потом быстрее, быстрее…
Максим сел на корточки и негромко выругался. Надо же было быть таким дураком! И ведь теперь ей ничего не объяснишь и не докажешь – будет шарахаться от него, как затравленный заяц. Бедная напуганная девочка…
Он вспомнил Алину – Алину, которую никогда не смог бы назвать бедной напуганной девочкой, ни при каких обстоятельствах. Она словно родилась женщиной – опытной, умной, знающей, чего хочет, и добивающейся желаемого. «Вот только со мной ей не повезло, – хмыкнул Максим. – Хотя она очень старалась. И образовывала, и учила жизни, и пыталась из меня человека сделать, а все впустую. Я еще и сопротивлялся, подшучивал над ней. Вот этого она мне простить и не могла – того, что я, скотина такая, посмел не просто не оценить ее усилия, а еще и посмеяться над ними».
Последний год их брака был самым тяжелым, вспомнилось ему. Алина закатывала истерики, могла целыми днями молчать, обидевшись непонятно на что… И все время пыталась прогнуть его под себя во всем – начиная от выбора рубашек и заканчивая тем, какое мясо купить на ужин. Он все еще любил ее, хотя и понимал, что вместе им не жить. Любил как бы по инерции, и любовь быстро таяла, исчезала. Когда Алина поняла, что он ее разлюбил, то возненавидела всерьез, потому что разлюбить ее, такую красивую, умную, уверенную в себе и образованную, мог только последний мерзавец.
«Вот я и был для тебя последним мерзавцем, – мысленно сказал Максим, обращаясь к бывшей жене. – Ты считала, что сделала меня, вытащила из грязи, а я отплатил тебе черной неблагодарностью – не пожелал быть таким, каким ты хотела меня видеть. Представляю, как страдало твое самолюбие.
Знаешь, мне так жалко тебя, что если бы ты была жива, я бы попросил у тебя прощения. Зря я не сделал этого раньше».
Он вздохнул, поднялся с гальки, отряхнул шорты и медленно побрел к отелю.
* * *
Даша сидела на берегу уже час. Солнце село, но небо над морем было еще подсвечено розоватым и малиновым. Выше, там, где нежные золотистые облака таяли в голубом, глубоком небе, летел самолет, завивая за собой белую шерстяную ниточку. Ниточка исчезла в облаке, а через несколько минут появилась с другой стороны. Кончик ее уже расплывался, сливаясь понемногу с облаками, но за самолетом и между облаков она была еще прочная, и Даша внимательно смотрела на нее, думая, что можно было бы связать из следа от самолета… Рубашку для ветра?
До нее доносились голоса отдыхающих и музыка, но на берегу почти никого не было. Какая-то пара плескалась в отдалении, слышался сдержанный смех, тихий мужской голос, но Даша не смотрела в ту сторону. Еще чуть-чуть, и она уедет отсюда. И все Борисы, Аллы, Никиты, Женечки, Максимы забудутся, как страшный сон. «И я тоже?» – спросила Алина. «И ты тоже, – ответила Даша. – Ты меня обманула. Ты позволила себя убить. Я хочу всех вас забыть и больше никогда не вспоминать. Я вернусь в Москву, устроюсь на новую работу, мне будут платить много денег, и отдыхать я буду ездить в Норвегию. Или в Ирландию. Или в Шотландию. Там море совсем другое – холодное, сдержанное, ничего общего с этим теплым и расслабляющим. И поэтому мне ничто не будет напоминать ни о тебе, ни о твоем бывшем муже».
Сзади послышался шорох. Даша обернулась, но никого не увидела. И все же немедленно вскочила и осторожно направилась к аллее. Она не знала, чего можно ожидать от Максима, и рисковать ей не хотелось. Вспомнила, что большинство отдыхающих должны быть на танцполе, радоваться какому-то представлению с участием известных турецких исполнителей – известных в Турции, конечно, – и поэтому вокруг не так уж много народу, чтобы помочь ей «в случае чего».
Она тихо шла по аллее, не зная, чем заняться дальше. Присоединиться к отдыхающим и веселиться она не могла. Возвращаться в номер было не то что страшновато, но как-то… в общем, не хотелось. Оставалось усесться на скамеечку и смотреть на море издалека, что Даша и сделала.
На соседней скамейке, в десяти метрах от нее, какая-то пара сидела в обнимку, и до Даши доносился негромкий разговор, только она никак не могла понять, на каком языке. Прислушалась… нет, не русский. Ну что ж, вот и хорошо. Почему-то находиться рядом с соотечественниками ей не хотелось.
– Ну и что же мне теперь делать? – повторила она вслух. – Как я буду жить здесь оставшееся время? Если буду, конечно, – уточнила Даша. – И что еще придет ему в голову?
Тут она заметила, что с соседней скамейки к ней повернулись две головы, и спросила уже у них:
– Вы не знаете, что мне теперь делать?
И наткнулась на знакомый взгляд почти черных глаз.
Даша вздрогнула и присмотрелась. Фонарь стоял далеко, света было мало, но его хватило, чтобы разглядеть смуглых итальянцев, смотревших на нее со странным выражением. Даша вскочила со скамейки. Парень остался сидеть, но девушка тоже поднялась и теперь стояла напротив Даши.
– Что вам нужно? – испуганно спросила Даша.
Девушка стояла молча. Потом перевела взгляд на парня, но тот покачал головой. Этот их безмолвный обмен мнениями Даше очень не понравился. Девушка кивнула и сделала шаг в сторону Даши, но парень схватил ее за руку и удержал. Продолжения Даша дожидаться не стала: отпрянув, как испуганный олень, она бросилась бежать в сторону отеля. Навстречу ей шарахнулась какая-то тень из кустов, Даша вскрикнула, но запах перегара успокоил ее: просто встретился очередной перепивший отдыхающий. Обойдя его далеко по дуге, она торопливо, почти бегом дошла до конца аллеи, время от времени оборачиваясь, чтобы проверить, не идет ли за ней кто-нибудь. На аллее никого не было. Дойдя до конца, Даша остановилась.
Музыка здесь была слышна очень хорошо, и веселые, бодрые напевы слегка привели ее в себя. Но сейчас мысль о том, что можно будет пойти туда и танцевать вместе со всеми или просто слушать певцов, была еще более неприемлемой, чем полчаса назад. «Посижу в холле, пока не начну клевать носом, – решила Даша, – а потом поднимусь в номер и сразу усну. Проснусь – а уже утро. Потом день закончится, и на следующее утро отъезд. Осталось не так уж и много».