Кровавая пелена перед глазами темнела с каждым мигом, я словно проваливался в глубокий темный колодец, наполненный болью. Но еще успел заметить, как светящиеся щупальца слаженно метнулись мне за голову и вниз, а затем я ощутил что меня тащит по снегу прочь, прочь от руин церкви. Рывок, и меня проволокло по земле еще шаг… и боль мгновенно отступила, остались лишь ее тихие отголоски. Хрипло дыша, я перевалился на живот и, не поднимаясь на ноги, уже осмысленно отполз еще на два шага назад, помогая глубоко вонзившимся в землю дрожащим щупальцам, что тащили меня прочь. И боль ушла. Ушла мгновенно, пропала бесследно, словно ее и не было вовсе.
Дрожащий, трясущийся от озноба, я тяжко вздел себя на ноги, выдирая из земли спасшие меня ледяные отростки. С трудом поднял голову и встретился взглядом с застывшим, словно ледяной столб, Лени, смотрящим на меня странным и словно бы чужим взглядом. Будто видит не меня, а опасного чужака.
Коротышка Тикса больше был удивлен, чем испуган. Ниргалам было глубоко наплевать — стоило мне заорать и рухнуть на землю, как они целеустремленно зашагали ко мне, но щупальца успели первыми, оттащив меня подальше от не желающей принимать святой церкви. Только у Лени, говорливого и смешливого Лени, столь сильно радовавшегося, когда я нашел их на той поляне, лицо было искривлено в гримасе ужаса, а во взгляде плескался темный страх. Страх передо мной, превратившимся в нечто столь ужасное, что сам Создатель отринул меня прочь, не пожелав дать защиту.
— Вот такие вот дела, — сипло выдохнул я.
Поправил шлем, подобрал с земли выроненный меч и, внимательно оглядев свое войско, злобно рявкнул:
— Очнуться! Лени, отомри наконец! Тикса, хватит таращиться! Вы двое за пределы церковной границы ни ногой! Приказ! Ниргалы, ко мне!
Гном очнулся от ступора, поспешно закивал всклокоченной головой, рухнул на четвереньки и принялся шарить в снегу, выуживая обломки кирпичей. Ниргалы в два шага оказались рядом и взяли арбалеты наизготовку. А Лени… он продолжал стоять и слепо смотреть перед собой.
— Лени! — во все горло крикнул я. — К бою!
На этот раз он меня услышал. Дрожащими руками взялся за лук и наложил стрелу на тетиву.
«Хорошо, что я в броне, и хорошо, что клятва крови действует», — мелькнуло в голове, словно за моей спиной стоял не верный друг, а готовый нанести смертельный удар в спину враг.
А дальше уже стало не до раздумий. Гоблины добрались до подножия склона и вопящей неслаженной кучей полезли вверх, оскальзываясь на снегу. Разом свистнуло два арбалетных болта, парочка гоблинов рухнула наземь и покатилась вниз, сбивая с ног своих собратьев. Заметив, что пауки отстали и еще в сорока шагах позади, я зло усмехнулся. Шурды допустили ошибку. В азарте погони вырвались вперед, торопясь нас прикончить, и забыли о своих мерзких помощниках, вязнущих в глубоком снегу. Поглощенные жаждой крови, они забылись, отошли от своей обычной тактики. Или же, увидев, что нас всего пятеро и что мы спешно отступаем, посчитали нас легкой добычей. И жестоко поплатились за это. Лени, Тиксу и меня можно не брать в расчет, но посчитать легкой добычей ниргалов — это смертельная ошибка. И ниргалы это уже успели доказать, когда рассеяли и уничтожили превосходящие силы противника во время осады моего поселения.
Еще один сухой щелчок разряженного арбалета, и вырвавшийся вперед гоблин завизжал от боли, стараясь выдернуть засевший в животе болт. Шрам запаздывал — ему приходилось взводить арбалет одной рукой, цепляя его крюком к поясу. Шурды в ярости завыли и удвоили усилия, цепляясь за ветви кустарника и друг за дружку. Ниргалы успели выстрелить еще по разу, затем уронили арбалеты в снег и выхватили мечи. Но первый удар нанес я.
Едва голова вырвавшегося вперед гоблина достигла уровня моих ног, я обрушил меч вниз, глубоко разрубив шурду плечо. Рывок, и меч выскальзывает из раны, гоблин с пронзительным воем задирает голову вверх, и, пользуясь моментом, я пинаю его прямо в перекошенную уродливую харю. Пнул изо всех сил, вымещая всю накопившуюся злобу и ярость, превращая его лицо в месиво и отбрасывая эту тварь вниз.
В следующее мгновение десяток шурдов выскочил на вершину пригорка. Злобно ощеренные рты, выкаченные глаза и непрестанный вой тварей, пытающихся смять нас числом. Но налетели они не на податливую добычу, а на трех закованных в броню воинов, не боявшихся их слабых ударов. Трое гоблинов полегли сразу, не успев нанести и одного удара, пав от мечей Шрама с Мрачным, наносящих выверенные удары.
Еще один шурд запнулся о сугроб и сам себя насадил на лезвие моего двуручного меча, глубоко пропоров себе живот. Не успел я обрадоваться такой удаче, как меня резко дернуло сначала в одну сторону, а затем в противоположную — щупальца разделились в своем выборе и опутали сразу двух шурдов. Рывок, и оба гоблина с размаху влетели в меня, я не удержался на ногах, и спутанным клубком мы рухнули на снег. Сверху упал насаженный на мой меч гоблин, и я получил рукоятью собственного оружия по шлему. Зарычав от беспомощной злости, я ухватился за лежащее на мне тело еще живого и истекающего кровью шурда и отбросил его в сторону. Уперся латной перчаткой в ставший красным снег и едва встал на колено, как в меня врезался бегущий к церкви гоблин-лучник. Меч был в шаге от меня, и тянуться за ним я не стал. Вытянул руку и, ухватив гоблина за лодыжку, резко дернул на себя. Взвизгнувший лучник плашмя рухнул на землю, забарахтался в снегу, но встать не успел — подтянув его к себе, я с рыком ударил его шипастым кулаком чуть пониже затылка. И еще раз, чувствуя, как с мерзким хрустом ломаются кости. Дернувшись, гоблин застыл, а я встал на ноги, весь залитый исходящей паром кровью. Над плечом свистнуло, и в голову наседающего на однорукого Шрама гоблина врезался обломок кирпича, заставив тварь отшатнуться. Шрам не замедлил воспользоваться заминкой и на всю длину лезвия всадил меч в грудь врагу.
А на меня никто больше не нападал…
Щупальца медленно высвобождались из мертвых тел у моих ног, а по телу пробежала освежающая волна, дарующая бодрость и возвращающая силу.
Отшагнув в сторону, я окончательно высвободил парочку щупалец, что слишком глубоко завязли в мертвой шурдской плоти, и огляделся.
Вокруг меня не осталось ничего живого. Пригорок и пологий склон усеивали окровавленные трупы темных гоблинов — никак не меньше полутора десятка. Остальные спешно отступали. Нет… они не отступали — шурды опрометью бежали вниз, к подножию холма, перепрыгивая через тела павших сородичей, падая и кувыркаясь в снегу. Бежали к только сейчас подоспевшим костяным паукам. Опомнились, твари поганые…
Мрачный вонзил меч в шею последнего, уже раненного противника и небрежно дернул лезвие в сторону, легко рассекая плоть и кости. Начисто отрубленная голова не успела слететь с плеч, а ниргал уже ухватил ее за длинные редкие волосы и без замаха кинул в спину улепетывающего прочь гоблина, сбив того с ног своим ужасным метательным снарядом. В два шага оказался рядом и всадил меч меж лопаток упавшему и воющему в страхе перед смертью врагу. Кончено. На вершине холма остались стоять только мы. И стояли мы по-прежнему твердо, смотря в спины улепетывающих и воющих в страхе врагов.