— Ну да, — буркнул я и, старательно улыбаясь, крикнул в ответ: — Сейчас будем! Без нас не начинайте! — И уже вполголоса, почти шепотом добавил: — Разворачиваем лошадей и уходим! Тикса, заползай на лошадь! Живо! И улыбайтесь, улыбайтесь…
— Господин, это что же?! Всамделишная деревня? — шепотом возопил Лени, лихорадочно разворачивая лошадь.
— Совсем дурак?! — вызверился я на рыжего. — Ладно лето, шут с ней, с деревней, но чтобы ниргал шлем снял?! Его не каждым зубилом сковырнуть можно! Да еще и заговорил — без языка-то! Тикса, подбери челюсть и прыгай на лошадь! — Дождавшись, пока гном с пыхтением заберется в седло, я велел: — Все, уходим. Только медленно.
Развернув лошадей, мы шагом направились прочь, поминутно оглядываясь на оставшуюся за спиной деревню.
— Куда же вы? — с искренним недоумением воскликнул мужик. — Никак обидели чем?
Подоспевший староста тоже присоединил свой голос:
— Милостивые господа! Вернитесь! Столы уж накрыли, все для пира готово!
— Ой, а рыжий паренек миленький-то какой, — проворковала Власилена, облокотившись на низкий плетень и выставив на обозрение пышную грудь, почти вывалившуюся из глубокого выреза платья.
Что удивительно — нас разделяло расстояние самое малое в двадцать шагов, но я отчетливо слышал каждое слово, хотя деревенские и не кричали.
— Не оборачивайся, Лени! — рявкнул я на рыжего, который после слов соблазнительной Власилены начал натягивать поводья останавливая лошадь. — Вперед!
В спину продолжали нестись разноголосые и недоумевающие окрики, но мы уже не обращали на это внимания. Кто бы ни устроил эту ловушку, он действовал слишком примитивно. Одно только жаркое лето в миниатюре чего стоит. Деревня отдалялась с каждым шагом, стоящие на околице фигурки становились все меньше, и я было облегченно вздохнул, когда по ушам ударил пронзительный и столь знакомый визг. Костяные пауки.
— Уходим! — уже не понижая голоса, завопил я, оглядываясь назад.
По нашим следам мчалось два костяных паука, сверкая глазницами и исторгая рвущий уши визг. И эти пауки в снегу не вязли — эти твари были гораздо больших размеров, чем уже виденные нами. Как минимум втрое, а то и больше. Да и необычно удлиненные глазницы черепов пылали не зеленым, а красным светом, отбрасывая на снег багровые отсветы. Поняв, что им не удастся нагнать перешедших на галоп лошадей, твари резко остановились и, упершись в землю расставленными лапами, издали еще одну звуковую волну, но, как мне показалось, несколько другой тональности. Скачущая подо мной лошадь вздрогнула и запнулась. Я лишь чудом удержался в седле, уцепившись за гриву животного. Тиксе не повезло еще больше — его лошадь с истошным ржанием встала на дыбы, и гном рухнул на землю, выпустив из рук поводья. Оставшаяся без седока лошадь прижала уши к голове и рванула прочь, пронесшись рядом со мной, словно молния.
— Тикса! — закричат я, осаживая коня. — Бегом сюда!
Барахтающийся в снегу гном с трудом поднялся на ноги и сейчас отплевывался от снега, не замечая бросившихся к нему костяных тварей.
Я направил коня к Тиксе, но проскакать успел только два шага, когда поводья выхватила закованная в металл рука. Зажав поводья в железном кулаке, ниргал дал коню шенкеля, направляя его прочь от пауков и гнома. Оставшаяся двойка ниргалов сомкнула плечи у меня за спиной, защищая тыл.
— Стоять! — опомнившись, завопил я. — Стоять! Ниргалы, приказываю помочь гному! Немедленно!
Те меня словно не услышали, продолжая нещадно нахлестывать коней. Как и я, Лени не ожидал ничего подобного и в замешательстве застыл на месте, крутя рыжей головой по сторонам и не понимая, что происходит.
— Да вашу так мать! — завопил я, поняв, что мои железные охранники не собираются останавливаться.
Ухватившись за рукоять притороченного к седлу меча, я завалился набок и, словно мешок с картошкой, рухнул с седла, приложившись плечом и коленом о заледеневшую землю и чудом не попав под копыта мчавшихся следом лошадей. Шипя от дикой боли, я вздел себя на ноги и, изрыгая ругательства, припадая на ушибленную ногу, кинулся к паукам, уже добравшихся до Тиксы и скрестивших на нем пылающие алым огнем глазницы.
— Лени! В бой! Чего застыл?! — заревел я, чувствуя, что попросту не успеваю — за пару секунд бешеной скачки мы успели отскакать самое малое на полсотни шагов.
На моих глазах ноги у Тиксы мягко подогнулись, и гном начал заваливаться навзничь, так и не выпустив из рук злосчастный молоток. От увиденного у меня резко прибавилось скорости, и уже через пару секунд я всей своей массой налетел на первого паука, и мы вместе закувыркались в снегу. Уже через миг я осознал всю опрометчивость своего поступка. На столь малой дистанции мой меч оказался бесполезен, тогда как нежить только выиграла от столь тесного соседства. Воспользовавшись моей заминкой, паук оплел меня многочисленными лапами и потащил к чудовищному черепу с огромными глазницами. Выпустив меч, я сорвал с пояса нож и практически наугад начал им отмахиваться. Лезвие бессильно отскакивало от костей, словно они были созданы из стали, а тварь все сжимала свои объятья. Когда казалось, что вот-вот, и у меня треснут ребра, в бой вмешался третий участник. Мелькнул черный плащ, и громадный желтый череп плотно обхватили две ладони. Резкий хрустящий поворот, рывок, и ниргал буквально вырвал череп из сплетения костей, представляющих собой пародию на туловище. В сантиметре от моего плеча вонзилось лезвие меча и с хрустом ломающихся костей пошло вниз, перерубая обхватившие меня лапы. Убедившись, что я свободен, ниргал схватил меня за ворот и одним мощным движением поставил на ноги. Все это было проделано за несколько ударов сердца, без малейших эмоций и лишнего шума.
Благодарить спасших меня ниргалов я не стал — еще помнил, как они уводили меня прочь от попавших в беду друзей. Перебьются как-нибудь. Ошалело встряхнув головой, я поспешно оглянулся, и то, что я увидел, вселило в меня надежду на благополучный исход дела. Лени стоял на коленях рядом с лежащим в снегу Тиксой, ожесточенно натирая тому лицо снежным комом.
Оставшийся в одиночестве паук медленно пятился назад от мерно шагающего вперед ниргала, не обращающего внимания на стегающие по доспехам удары лап. На первый взгляд, ниргал вообще не замечал магических потуг паука, но я с тревогой заметил, что когда паук испускал из глазниц ярко-алую вспышку, на долю секунд воин замирал на месте и начинал крениться к земле. Рывком приходил в себя и вновь делал несколько шагов вперед.
— Помогите ему, — хрипло буркнул я, обращаясь к застывшим рядом ниргалам. — Убейте тварь.
Зашелестело доставаемое из ножен оружие, и один из ниргалов неспешно зашагал по направлению к отступающему пауку. Как и следовало ожидать, второй охранник остался на месте, настороженно поводя по сторонам черными бойницами смотровых щелей.
Видя, что к противнику идет подмога, паук нервно задергался и засверкал глазницами по сторонам, ища возможность убежать. И вновь я поразился этому извращенному инстинкту самосохранения. Изначально мертвая тварь, собранная из кусков человеческих костей, нежить, и так бороться за сохранение своего существования… Ведь они не могут бояться, переживать. Созданные лишь для одной цели — убийства. Более логично было бы броситься в бой и постараться забрать с собой как можно больше врагов. Но паук отступал. Пятился к деревьям, переводя глазницы с одного ниргала на другого и выжидая момента, чтобы развернуться и кинуться наутек. Преследующий тварь по пятам ниргал запнулся, взмахнул руками, чтобы удержать равновесие, и костяной паук не упустил своего шанса — одним резким движением крутнулся на месте, вздымая снежную пыль, и устремился прочь, проворно переставляя огромные лапы.