Он присел на корточки в двух шагах от нее, поставил термос между ног. Медленно, очень медленно его пальцы легли на крышку, обняли серебристый металл, сжались. Алька не сводила глаз с его рук, думая лишь о том, что она проголодалась. Пальцы напряглись, костяшки обрисовались под кожей, и медленно, очень медленно он начал откручивать крышку, и каждое вращение давалось ему все легче и легче. Затем он снял крышку, наклонил термос, и желтое картофельное пюре, остро пахнущее на весь подвал, потекло из горлышка. Он сунул крышку в ее протянутые руки и придвинул к ней термос, чтобы она подливала сама.
– Большое спасибо, – сказала Алька и даже несмело улыбнулась психу.
Время растянулось в гармошку, длинную, как крысиный хвост. (Плеснуть, вскочить, толкнуть…)
А когда Алька поднесла к губам картофельное пойло под его пристальным взглядом, оно остановилось – ненадолго, лишь на те несколько секунд, которые требовались, чтобы проговорить про себя плеснуть-вскочить-толкнуть-добежать до лестницы…
Но стоило ей прикоснуться губами к краю чашки, как это стало неважно. И все, что она придумала, стало неважно, потому что картофельная мешанина была чуть теплая. Совсем чуть-чуть. Ошпарить ею было невозможно.
– Серега, я уезжаю. – Илюшин, вернувшийся из академии всего полчаса назад, поднялся из кресла и отодвинул компьютер, на котором просматривал записи допросов.
– Куда?
– Хочу покататься по Подмосковью. Рано не ждите, поздно тоже, когда вернусь – не знаю.
Бабкин недоверчиво уставился на напарника. Тот выглядел вполне бодрым в отличие от самого Сергея и, судя по его лицу, говорил серьезно.
– Шутишь? – на всякий случай уточнил Бабкин, очень надеясь на положительный ответ.
– Пожалуй, все-таки не позже завтрашнего утра вернусь, – задумчиво сказал Макар, и Сергей понял, что положительного ответа не будет.
– Илюшин, ты свихнулся, что ли? – рассерженно спросил он. – У нас сутки до окончания дела, мне нужна твоя помощь, а ты куда-то сваливаешь!
– Не куда-то, а по вполне конкретным местам. Поеду сюда, сюда и сюда. – Он показал на три точки, помеченные на карте, лежавшей на столе. – Там, как меня заверили специалисты, должна быть антоновка.
Несколько секунд Бабкин смотрел на него без выражения, потом тихо спросил, выговаривая слова по одному:
– А зачем тебе антоновка?
– Мне она ни к чему, я кислые яблоки не люблю. Зато очень может статься, что их любит тот, кто поможет нам найти Рокунову.
Лицо у Бабкина стало такое, что Макар, сжалившись, кратко рассказал о разговоре со слепым стариком. Некоторое время Сергей осмысливал свалившуюся на него информацию, затем глубоко вздохнул, стараясь сдерживаться:
– Ты хочешь сказать, что сейчас поедешь искать маньяка в яблоневых садах? Я тебя правильно понял?
– Не то чтобы искать, – легкомысленно отозвался Илюшин. – Я бы сказал, скорее провести рекогносцировку местности. Увидеть все своими глазами.
– Да через два часа стемнеет!
– Ничего страшного, я неплохо вижу в темноте.
Остатки тщательно сохраняемого спокойствия слетели с Бабкина, как сорванный ветром с дерева лист:
– Черт побери, ты можешь мне объяснить, какого фига ты едешь неизвестно куда и неизвестно зачем?! Вместо того чтобы остаться и еще раз провести допросы! И, главное, что ты надеешься получить от этой поездки, а?!
– Только не нервничай, – посоветовал Илюшин, выдвигая ящики и что-то ища. – Здесь всю необходимую работу проделаешь сам. Или ты еще не понял? – Он вытащил из ящика ручку и повернулся к Бабкину: – Серега, у нас два дела, а не одно.
– В каком смысле – два?
– В прямом. Первым занимаешься ты. Ищешь убийцу Костиной. Твой преступник – среди тех, кто сейчас сидит в «Артемиде», и я уверен, что ты его найдешь. Второе – мое, потому что оно мне интересно.
– Да как я его найду, если мы уже всех опросили по четыре раза, а у эксперта нет никаких новых данных! Все, тупик! Баста, карапузики, кончилися танцы! Приехали!
– Вы опрашивали людей, пытаясь установить, у кого из них нет алиби. Выяснили, что нет ни у кого, а это ни на йоту не облегчает вашу задачу.
– Нашу! Нашу задачу!
– Пусть нашу. Так вот, дело не в алиби, а в мотиве. Кстати, установили, кто из четверых клиентов был знаком с Костиной раньше?
– Степаныч с помощниками сейчас этим занимаются.
– Вот и пускай занимаются. Как только что-то нароют, позвонишь мне. Возможно, одной этой информации хватит, чтобы понять, кто убийца.
– И что мы будем делать с этим знанием? – язвительно спросил Сергей.
– Там увидим. Не торопи события, мой суматошный друг. Я понимаю, что тебе нужны улики, но поверь мне на слово: они сейчас не так важны, как понимание того, что же в действительности здесь произошло.
Бабкин страдальчески закатил глаза:
– Ладно, допустим… Но зачем ты заставил меня опрашивать свидетелей, если сам справился бы с этим в сто раз лучше? Знаешь ведь, что общение с бизнесменами и чиновниками – не моя сильная сторона.
– Именно поэтому и заставил, – спокойно ответил Макар. – И ты неплохо справился.
– В каком месте, интересно, я справился, если по-прежнему у нас ничего нового?!
Илюшин отмахнулся от этого замечания как от чего-то несущественного и сунул в карман сложенную вчетверо карту:
– Все, Серега, я поеду, прокачусь по окрестностям. Будь на связи.
– Да куда уж я денусь… – проворчал Бабкин, хмуро глядя ему вслед. – Прокатится он…
Макар вел «Ниссан», взятый в гараже «Артемиды», сам: Саша Крупенников остался в клубе, загруженный делами. Это было Илюшину только на руку – он предпочел поехать один, а отказывать мальчишке, рвущемуся сопровождать его, было жалко. Под музыку «Серебряного дождя» и регулярное попискивание телефона, напоминающего о стремительно разряжающейся батарее, он ехал по трассе, вдоль которой уже зажглись фонари, время от времени поглядывая на разложенную в соседнем кресле карту.
– Поселок Дерябино, – вслух проговорил Макар, сворачивая с главной дороги. – Посмотрим…
Поселок был выбран им по двум причинам: во-первых, он ближе всех находился к Вишневому, где нашли машину убитой Виктории Чериной, а во-вторых, из трех мест, отмеченных Казанцевым, только здесь рядом проходила железная дорога и была станция, которая так и называлась – «поселок Дерябино».
Заглушив машину возле супермаркета, который в этот час уже был закрыт, Илюшин вышел в вечернюю сентябрьскую прохладу и глубоко вдохнул. Пахло яблоками. Тонкий запах яблок и дыма стелился в воздухе, окутывал сады. Макар пошел по главной дороге, отмечая, насколько этот поселок не походил на Вишневый. Здесь стояли добротные двухэтажные дома, невдалеке виднелись три серых пятиэтажки, во дворе перед которыми сохло на веревках белье, и отовсюду слышались голоса. Перед домами сидели старушки на лавочках, почти не обращавшие на него внимания, и играли дети. В центре Дерябина кипела жизнь, из какого-то помещения под гордой вывеской «Кафе-клуб» доносилась громкая музыка, но чем дальше уходил Илюшин от главной улицы, тем тише и безлюднее становилось вокруг.