— Что такое?
— Идем, сам поглядишь!
Он сделал несколько шагов за Мандредом, потом оглянулся на Фародина. Не очень хотелось оставлять его рядом с мертвым девантаром. Но Мандред был очень взволнован. И эльф поспешил за фьордландцем.
Дойдя до выхода, Нурамон не поверил своим глазам. Вход преграждала толстая ледяная стена, видно сквозь нее было плохо. По ту сторону медленно разгорался, а затем затухал свет.
— Что это такое, Нурамон? — спросил Мандред.
— Не могу тебе сказать.
— Я попытался проделать копьем дыру во льду. Но ничего не вышло. — Сын человеческий поднял оружие и изо всех сил вонзил острие в лед, оно с воем отскочило. Мандред провел рукой по стене. — Ни царапинки. — Он выжидающе глядел на Нурамона. — Может быть, ты мог бы использовать свои руки и…
— Я целитель, Мандред. Не больше, но и не меньше.
— Я знаю только то, что видел. Ты вернул Фародина из чертогов смерти. Попробуй!
Нурамон неохотно кивнул.
— Только не сейчас. Мне нужен покой. — Эльф отчетливо чувствовал чары, работавшие внутри стены. Неужели это месть девантара? — Пойдем обратно.
Мандред неохотно повиновался. Нурамон пошел следом, думая о битве с чудовищем. Они сражались хорошо; сын человеческий прославил свой род, а эльфы и волки — детей альвов. И тем не менее они не могли выиграть так легко. Или в гневе они превзошли сами себя настолько, что их сила сравнилась с силой альвов?
Вернувшись к месту сражения, Нурамон посмотрел на мертвого девантара. Мандред заметил это.
— Мы победили бестию. И стену ледяную мы тоже пробьем!
Сын человеческий ошибался. Но откуда ему знать? Девантар был врагом альвов. Если они хотят верно оценить свою победу, то должны сравнить себя с альвами и задаться вопросом, как повел бы себя в этой ситуации альв. И именно это и тревожило Нурамона. Альв мог предположить только одно…
— Мы замерзнем! — сказал Мандред, отвлекая Нурамона от размышлений. Сжимая в руке кабанье копье, сын человеческий сидел рядом с Фародином. — Мы должны попытаться пройти сквозь эту стену, пока у тебя вообще еще есть силы.
— Успокойся, Мандред! Я отдохну здесь, как и Фародин. И мы не замерзнем, несмотря ни на что.
Лицо фьордландца выражало беспокойство.
— То же справедливо и для людей. — Он подсел ближе к воину, снял с пояса данный Нороэлль мешочек и развязал его. — Вот, возьми ягоду! — он протянул Мандреду шелковицу.
Ярл колебался.
— Ты поделишься со мной тем, что дала тебе возлюбленная?
Нурамон кивнул. Ягоды были волшебными. Если они насыщают эльфа и оставляют приятное чувство, то в случае с человеком они должны сотворить настоящее чудо.
— Мы сражались бок о бок. Считай эти ягоды первым подарком Нороэлль. Если ты вернешься вместе с нами, то она осыплет тебя несметными богатствами. Она очень щедра.
Оба взяли по ягодке. Мандред смотрел на Ванну и мертвого волка, на сердце его было тяжело.
— Неужели действительно есть причина считать это славной победой?
Нурамон опустил взгляд.
— Мы выжили в битве с девантаром. Кто еще может сказать такое!
Лицо сына человеческого посерьезнело.
— Я! Потому что однажды я уже с ним сражался. И уже один раз ушел от него. Но не потому, что был так уж велик, а потому, что он так хотел. И когда я смотрю теперь на этот труп, то не могу поверить, что нам удалось то, что дано только альвам.
Нурамон перевел взгляд на девантара.
— Я понимаю, о чем ты.
— Альвы! Для вас они — отцы и матери вашего народа, а для нас они как боги. Не наши боги, но равные им по силе. Мы называем их имена вместе: боги и альвы!
— Я понимаю.
— Тогда скажи мне, как мы могли победить эту бестию?
Нурамон опустил взгляд.
— Может быть, мы не сделали этого. Может быть, он сделал с нами то, что уже проделал с тобой.
— Но вот же он. Мы его убили!
— И тем не менее может статься, что он добился именно того, чего хотел. Что, если моей силы не хватит на то, чтобы пробить стену? Тогда нам придется умереть здесь.
— Но он мог убить нас и раньше.
— Ты прав, Мандред. И дело не в тебе, он легко мог убить тебя. Дело в Ванне, Фародине или во мне. Один из нас должен был остаться здесь в плену.
— Но ты говорил, что души детей альвов возвращаются обратно на родину. Если вы умрете здесь, то родитесь снова.
Нурамон указал на потолок.
— Посмотри на эти огоньки. Это место силы, которое девантар выбрал в качестве места сражения неспроста. Может быть, наши души никогда не выйдут отсюда. Может быть, они окажутся здесь в ловушке навечно.
— Но разве Ванна не говорила о вратах?
— Говорила. Она полагала, что это место похоже на круг камней неподалеку от твоей деревни. Вот только эти врата закрыты. Быть может, человек-кабан запечатал их навеки, чтобы задержать нас здесь.
Мандред кивнул.
— Значит, это я завел вас в эту ловушку. Если бы я не пришел в ваш мир, то…
— Нет, Мандред. Нам не уйти от своей судьбы.
— О Лут, почему это должно было случиться в твоей пещере? Почему ты вплетаешь нити в наш саван?
— Не говори так! Даже с существом, которого я не знаю. — Он посмотрел на Фародина. — Сегодня мы не впервые совершили невозможное. Кто знает, быть может, мы одолеем и ту стену снаружи.
Мандред протянул ему руку.
— Будем друзьями?
Нурамон удивился. Никогда в жизни никто не просил его дружбы. Он взял руку Мандреда и руку спящего Фародина. Обе они были холодны. Он даст им тепло.
— Возьми его за другую руку, — попросил он Мандреда.
Сын человеческий был удивлен.
— Колдовство?
— Да.
Они сидели так, и Нурамон отдавал им свое тепло, забирая холод. И поскольку в нем постоянно рождалось новое тепло, а от обоих его товарищей поступало все меньше и меньше холода, случилось так, что холод совсем ушел из тел Мандреда и Фародина.
Через некоторое время сын человеческий нарушил молчание.
— Скажи, Нурамон, как ты думаешь? На кого из вас нацелился девантар?
— Не знаю. Может быть, девантар мог видеть то, что еще только случится. Может быть, Ванна стала бы великой волшебницей. А Фародин — герой, о котором сложено уже немало легенд. Кто знает, что станет с ним?
— А он вправду убил семерых троллей?
Нурамон пожал плечами.
— Некоторые говорят, что даже больше.
— Больше, чем семь! — Человек недоверчиво поглядел на спящего Фародина.