Словно оглушенный, Фародин покачал головой.
— Нет, я так поступить не могу. Ты желаешь, чтобы я сидел здесь и ожидал Нороэлль? И что я скажу ей, когда она вернется? Что отпустил тебя, зная, что ты уничтожишь ее сына? И поскольку теперь мне известно все, у меня всего два варианта: либо я задерживаю тебя, либо иду с тобой… Если я помешаю тебе, Нороэлль это не поможет. Значит, я должен разделить твою судьбу, чтобы спасти возлюбленную.
Ничего не понимая, Мандред покачал головой.
— О Лут, что за сеть сплели эти эльфы!
— Похоже, твои боги не очень благосклонны к нам, — согласно кивнул Нурамон. — Но в принципе мы сами виноваты. Королева напомнила мне о том, что мы потерпели неудачу в пещере. — Он рассказал своим спутникам о том, что поведала ему Эмерелль.
— Так что же выходит? Мы виноваты в том, что не альвы? — возмутился Мандред.
— Если это так, то мы родились с этой виной. Все наше существо пропитано ею. — Фародин надолго замолчал. — Мне кажется, однако, что нас ожидают еще более мрачные тропы. В путь!
Нурамон обратился к сыну человеческому.
— Здесь наши дороги расходятся, Мандред. Ты нашел своего сына. Подари ему свое время и побудь, по крайней мере, теперь для него отцом. Ты не проклят, как мы. Иди своим путем, а мы последуем за своей долей.
Лицо Мандреда выражало раздражение.
— Дурацкая эльфийская болтовня! Если королева говорит, что мы должны были победить демона, то я тоже потерпел поражение. И с этого часа наши пути связаны.
— Но твой сын! — напомнил ему Фародин.
— Он отправится с нами. Должен же я оценить, на что он годен. Вы уж на меня не сердитесь, но я не могу себе представить, что расти при эльфийском дворе — хорошо для мальчика. Эти ароматы просто приклеиваются к легким. А потом эти мягкие постели, нежная еда… Вероятно, он никогда даже не учился разделывать оленя а потом вывешивать мясо на пару дней, чтобы оно стало мягким. Поэтому не пытайтесь отговорить меня. Мальчик пойдет с нами. С этого момента, куда бы вас не понесло, Мандред ваш спутник!
Нурамон и Фародин переглянулись. Они уже успели достаточно хорошо узнать этого упрямца и понять, что ничто не заставит его отказаться от принятого решения. Фародин коротко кивнул.
— Мандред Айкъярто! — начал Нурамон. — Ты упрям, как старый Атто. Если таково твое желание… То для нас будет честью сражаться бок о бок с тобой.
— Когда выступаем? — Мандреду не терпелось.
И прежде чем Нурамон успел ответить, Фародин сказал:
— Немедленно. Пока никто ничего не заметил.
Мандред довольно рассмеялся.
— Вот и отлично! Я соберу вещи. — И с этими словами покинул комнату.
— Сын человеческий говорит так громко, что вряд ли нам удастся уйти тихо, — сказал Фародин.
— Сколько лет Мандреду? Сколько живет человек?
— Точно не знаю. Может быть, сто?
— Он готов принести в жертву отмеренное ему время, чтобы помочь нам. Интересно, он хоть догадывается, сколько могут продолжаться поиски ребенка?
Фародин пожал плечами.
— Не представляю. Но уверен, что он говорит серьезно. Не забывай о силе Атты Айкъярто. Старый дуб изменил его, когда спас ему жизнь. Он теперь не такой, как другие люди.
Нурамон кивнул.
— Интересно… Худшее еще впереди? — вдруг спросил Фародин.
— Если мы сделаем то, чего требует королева, то мы хоть и освободим Нороэлль, однако навеки навлечем на себя ее презрение. Что может быть хуже?
— Я соберу вещи, — вот и все, что ответил на это Фародин.
Он тихо вышел из комнаты.
Нурамон подошел к окну и взглянул на луну. «Презрение Нороэлль», — печально подумал он. Может быть и хуже. Может быть, что она придет в отчаяние от того, что ее возлюбленные убили ее сына. Судьба, или Лут, как называл это Мандред, завела их на тропу, шагать по которой больно. Но когда-нибудь должно же повезти!
Прошло немного времени, и вернулся Фародин. Они в молчании стали ждать сына человеческого. В коридоре раздались голоса.
— …это кровная месть, — говорил Мандред.
— Месть ничего уже не изменит. Моя мать мертва. А при чем здесь сын Нороэлль?
— Он сын девантара. Вина отца переносится на него.
— Но ведь это глупости! — возразил Альфадас.
— Так вот чему тебя научили эльфы! В моем мире сын идет по стопам отца! И именно так ты теперь и поступишь!
— А не то что?
Нурамон и Фародин переглянулись. Внезапно перед дверью стало тихо.
— Что они делают? — негромко спросил Нурамон.
Фародин пожал плечами.
Дверь распахнулась. Лицо Мандреда было пунцовым.
— Я привел своего сына. Для него честь сопровождать нас.
Фародин и Нурамон подхватили свои котомки.
— Идемте! — сказал Нурамон.
Альфадас ожидал за дверью. Он избегал взгляда Нурамона и стыдился за отца.
Товарищи, тихо ступая, направились к конюшням. Несмотря на поздний час, там горел свет. Ворота открыл козлоногий конюх, словно только и ждал их. У оседланных лошадей замерли четверо эльфов в серых плащах. Они были одеты так, словно отправлялись на войну. На всех были тонкие кольчуги, все были хорошо вооружены. Командир эльфийского отряда обернулся к ним, улыбнулся узкими губами и взглянул на Мандреда.
— Олловейн! — застонал сын человеческий.
— Добро пожаловать, Мандред, — ответил воин и обратился к Нурамону: — Вижу, ты выбрал себе сподвижников. Значит, наш отряд будет сильнее.
Альфадас удивился.
— Мастер!..
Мандред скривился так, словно его лягнула лошадь. Нурамон знал, как Мандред относится к Олловейну. То, что именно этот воин обучал его сына, было для фьордландца жестокой шуткой судьбы.
Нурамон вышел вперед.
— Вас выбрала королева? — спросил он у Олловейна.
— Да. Она сказала, что мы должны быть готовы. Она знала, что ты не станешь терять времени.
— Она пояснила, в чем заключается задание?
Улыбка исчезла с лица Олловейна.
— Да. Мы должны убить дитя демона. Я не могу почувствовать, что творится в ваших душах, но могу представить себе, насколько горька должна быть для вас эта дорога. Нороэлль всегда была добра ко мне. Давайте будем видеть в ребенке не ее сына, а сына девантара! Только так мы сможем выполнить поручение.
— Попытаемся, — процедил Фародин.
Олловейн представил им эльфов из отряда.
— Это мои часовые, лучшие воины Шалин Фалаха. Йильвина — истинный вихрь в битве на коротких мечах. — Он указал на хрупкую эльфийку слева от него. У нее были короткие светло-русые волосы, и она ответила на взгляд Нурамона лукавой улыбкой.