– Как ты хорошо сказал! – Вышеслав подошел к очагу, стаскивая с пальца крупный серебряный перстень, и подал его Тормоду. – Ты бы, старче, пошел в палату да боярам моим рассказал сию повесть. А то они хоть сами и не погорели, а сидят мрачнее туч осенних. Уж больно обидно нас Ерик наказал.
При его появлении люди удивились, зашептали. Загляда вздрогнула и теснее прижалась к Тормоду. Снэульв, сидевший на полу возле очага, вскинул на нее глаза, и в них сверкнула та же злая искра ревности. Эта искра была для Загляды страшнее меча. Мигом вскочив с лавки, она села на пол рядом со Снэульвом и спряталась за его плечо. Пусть все знают, кого она выбрала однажды и навсегда.
– Садись сюда, княже! – не смутившись, Тормод подвинулся.
Люди освободили место возле огня, и Вышеслав сел. Его неприятно удивило бегство Загляды, но он приписал это простому смущению. Снэульва он не замечал – мало ли в Княщине толкалось скандинавов?
– Теперь тебя ждут непростые дела, княже! – продолжал Тормод. – В иные годы сюда каждый день приходили торговые корабли. Теперь их больше нет. Людям теперь будет очень трудно жить.
– Послушай нас, княже! – сказал Кетиль. – Оддлейв ярл доказал, что среди нас нет никого, кто мыслил злое. Убереги нас от напрасных обид.
– Кто же вас обижает? – Вышеслав нахмурился. И здесь то же самое!
– Сегодня к нам в Конунгаберг пришел один каупман… Купец. Асмунд сын Рагнара. Он пришел искать защиты. Он ездил в лес к бьярмам и даже не знал про Эйрика – какая на нем вина? Только то, что родился в Свеаланде. А сам Эйрик из Норэйг, так что я сам больше виноват – я тоже оттуда. Да, так здешние люди напали на Асмунда, побили всех людей и отняли товар.
– Насмерть убили?
– Нет, слава великим богам. Но кораблей у Асмунда больше нет – Эйрик сжег их вместе с другими. И как торговать теперь, если северных людей бьют?
– И еще есть одно дело, – подхватил Тормод. – Эйрик ярл оставил здесь свою секиру. Я сам видел ее в гриднице. Говорят, это ты вынул ее из стены?
– Я, – Вышеслав кивнул.
– Ты вынул оружие из тела Ладоги, можно сказать так. А кто вынимает оружие из тела – тот берет на себя долг мести. Что ты думаешь об этом?
– Кому мне мстить? Ерику? – Вышеслав нахмурился.
Ему и самому приходила в голову мысль об этом, но Приспей и Взороч, у которых он спрашивал совета, считали, что об этом пока не стоит думать.
– Я знаю, у тебя не так много сил, чтобы снаряжать корабли вдогонку за Эйриком, – Тормод закивал. – Но ты можешь найти помощь.
– Где?
– В Норэйг. Конунг свеев в дружбе с Эйриком ярлом, он принимал его у себя. А конунг Олав Трюггвассон, который правит в Норэйг, большой недруг ему. Ведь из-за него Эйрик ярл лишился отца. Олав конунг выставил когда-то на шесте отрубленную голову Хакона ярла. Он знает, что Эйрик ненавидит его и хочет отомстить. Олав конунг будет рад завязать дружбу с любым из врагов Эйрика ярла. Если вы вместе соберете корабли, скажем, следующим летом, то Эйрику ярлу может изменить его удача.
– Ты верно говоришь, старче! – Чем больше Вышеслав слушал, тем больше ему нравились речи старого норвежца. – Про варяжских-то князей я не подумал.
Вскочив с места, он ушел в гридницу. Все провожали его глазами.
– Да! – Тормод потер бороду и подмигнул Загляде. – Так я скоро заслужу еще одно прозванье – Советчик Конунгов! Эйрик ярл послушался моего мудрого совета и ушел из Альдейгьи. Висислейв конунг хочет послушаться моего совета и пойти за ним следом. Мудр не тот, кто все знает, а тот, кто слушает советы знающих людей!
– Ты станешь большим человеком! – насмешливо сказала Арнора. – Каждый из них, начиная с Ингольва, умел быть благодарным.
– Лишняя защита нам не помешает! – мудро заметил Тормод. – Как говорят словены, боги берегут того, кто сам бережет себя. Я правильно сказал, Береза Серебра?
На другой же день к Милуте, который все же устроился, слегка потеснив Дубынину челядь, на своем дворе, прибежал отрок с приглашением от князя Вышеслава. Услышав, что ему предлагает князь, купец сперва наотрез отказался. Его тревожили и опасности далекого пути через неспокойное Варяжское море, в котором где-то еще продолжал свой поход неукротимый Эйрик ярл, и необходимость снова – в который уже раз! – надолго оставить без присмотра свою дочь. Не было надежды вернуться этой же осенью – скорее всего, княжеским посланцам придется зимовать в земле нурманов.
Но Ильмера настойчиво уговаривала его, и Милута скоро засомневался. На другой день он уже не отказывался так решительно, а просил время подумать. Князь Вышеслав брался раздобыть для него хорошие крепкие корабли и заново вооружить ратников. Вышеслав и Оддлейв обещали оплатить все его меха еще здесь, на случай если в земле нурманов его торговые дела сложатся неудачно (а после набега Эйрика цены на меха должны были упасть). Если Милута не вернется, князь обещал дать его дочери хорошее приданое и выдать ее замуж за кого-нибудь из молодых новгородских бояр или воевод. Если же Милута выполнит поручение и вернется, то ему давалось право всю жизнь торговать в Ладоге и Новгороде без пошлин.
Конечно, впереди Милуту ждало немало трудностей. Но такова участь всякого купца, и участь эту Милута выбрал себе сам. Да где его видели, покой? У всякой земли свои беды, у всякого ремесла свои тревоги. И беспокойный нрав купца уже звал, тревожил любопытством – а как там, в земле нурманов? Там Милута еще не бывал, а плавал только до Готланда. Все больше манили его княжеские условия, все меньше казались опасности для дочери, которая осталась бы до весны у хозяйки Княщины.
Когда разнеслась весть о том, что князь собирает посольство к конунгу Олаву Трюгвассону, к Милуте стали приходить посланцы от варяжских купцов, которых набег Эйрика застал на Русской земле. Как только о разорении Ладоги стало известно в ближних землях – в Новгороде, Полоцке, Смоленске, других городах помельче, – посадники Владимира Святославича приказали задержать всех варяжских торговцев с их кораблями, товаром и челядью. Скорее всего, так же распорядился и сам киевский князь, но вести от него еще не успели дойти. Весь путь в греки, которым скандинавы пользовались веками, оказался для них закрыт, вся многообразная торговля Скандинавии с Русью, Востоком и Византией оказалась прервана. Страдать от этого приходилось всем, от простых земледельцев и ремесленников до князей; много, много проклятий обрушивалось на голову безрассудного Эйрика сына Хакона, на самых разных языках – от финского до арабского.
И вот, помучавшись сомнениями два дня, на третий день Милута объявил князю и ярлу свое согласие. В тот же день Вышеслав отправил гонца в Новгород с приказом доставить три крепкие шнеки, пригодные для этого плавания. Осмотрев их и присланные с ними припасы и вооружение, Милута остался доволен. Некоторые из его ратников отказались плыть в Варяжское море, но Вышеслав дал на их места своих людей.
Кроме кораблей, Вышеслав снабдил Милуту грамотой к Олаву конунгу. Составлять эту грамоту ему помогал Тормод, он же перевел ее на северный язык. Сам Вышеслав оценить ее не мог и снова, уже не в первый раз, подумал, что язык предков по матери надо все-таки учить. Не хочется, да, видно, деваться некуда. А княгиня Малфрида осталась очень довольна грамотой и даже подарила корабельщику перстень.