– Медлить-то, княже, не годится! – продолжал Приспей. – Что с Ладогой сталось – всяк день видим, глазам тошно. Строить ее надобно заново, городище ставить новое, крепкое, не чета старому. Людей надобно селить, кормить погорельцев. А на какие полушки? Без дани заволочской никак нельзя. Самое важное дело это ныне. Вот и решай.
Кормилец замолчал. А Вышеслав подавил вздох и оправил пояс. Возразить ему было нечего, и приходилось принимать решение. Единственно возможное сейчас.
– Коли так, то пора в стремя вступать! – сказал он, помедлив и собравшись с духом. И отдых, и девичьи глаза, видно, не для князей.
– У меня есть просьба к тебе, княже! – сказал Оддлейв ярл. – Покажи, что ты не на словах веришь мне. Возьми с собой часть моей дружины. У меня немало умелых воинов. Твой поход будет трудным, а в битве никогда не кажется, что у тебя слишком много войска.
Посадник Креплей снова нахмурился. Вышеслав нерешительно посмотрел на Приспея. Ему не хотелось так скоро после божьего суда отказывать Оддлейву в доверии. Но в глубине души жило сомнение: а если и в походе возникнут трудности, не покажется ли Оддлейвовым варягам, что «они ничего не могут сделать»?
Кормилец пришел ему на помощь.
– Погоди, воевода! – сказал он Оддлейву. – У тебя у самого воев – не как звезд на небе, чтоб в чужие походы раздавать! Понадобятся еще самому – полюдье [219] не за горами!
Оддлейв не ответил. Он понимал, что эта речь вызвана не заботой о нем.
– Поедем на лов со мной! – позвал его Вышеслав, чтобы немного загладить обиду. – У вас тут ловы хороши, а мне в поход припаса нужно много!
– Благодарю тебя, княже! – Оддлейв поклонился. – Это большая честь для меня!
Лицо его было непроницаемо, но в голосе слышалась легкая насмешка.
По дороге до Чудского конца Тармо был молчалив и хмур. Он и не надеялся особенно на помощь князя, затаив вражду еще со смерти Сури. Тойво молча шел рядом с ним, закусив губу и что-то напряженно обдумывая. На дворе, когда Кауко вошел в дом, он задержал отца.
– Видно, князь не больше друг нам, чем руотсы, – тихо сказал он. Тармо обернулся, по голосу сына поняв, что тот говорит не ради облегчения сердца. – Не годится нам, отец, оставить такую обиду.
– Что ты задумал?
– Тебе понравится то, что я задумал. Князь Вышеслав узнает, как опасно предавать тех, кто был верен ему.
Княжеская ближняя дружина собралась на лов с самого утра. Для похода, хотя бы на первое время, требовалось много вяленого мяса, и Вышеслав повел с собой несколько сот человек. Всем ближним чудским родам было велено идти в загонщики. Еще до рассвета Ладога наполнилась топотом множества копыт, лаем собак, выкриками, звуками рогов.
Оддлейва ярла Вышеслав позвал ехать вместе с собой. Молодому князю было немного неловко оттого, что он не доверяет Оддлейву и не умеет этого скрыть. Прямодушному и правдивому Вышеславу очень тяжела была княжеская обязанность хитрить и скрывать свои чувства. Иной раз он даже жалел, что родился сыном князя, а не простого воина, и жизнь его порой так сложна и запутана, требует читать чужие мысли, угадывать побуждения и принимать решения, которыми кто-то наверняка останется недоволен. Ему больше нравилось, когда все вокруг дружны и согласны, но бывает ли так?
В лесу Вышеслав скоро забыл обо всем. Шум леса, лай собак, звуки охотничьих рогов, предвкушение схватки со зверем прогнали из его мыслей все неприятное. Его большая дружина разделилась на много маленьких отрядов и рассыпалась по огромным лесным просторам в поисках добычи. Князь Вышеслав с десятком гридей расположился возле выхода из дубравы, где отлеживалось после ночной кормежки кабанье стадо.
Поблизости был и Оддлейв ярл со своими людьми. Он взял с собой немного воев, с десяток, словно хотел молча укорить Приспея за его подозрения. Оддлейв держался с князем спокойно и дружелюбно, но Вышеславу мерещились признаки обиды в его серых глазах и в негромком голосе.
С рогатиной наготове Вышеслав ждал, когда на опушке дубравы покажется секач, вожак стада, а за ним свиньи с поросятами. Где-то далеко, за деревьями, кричали и колотили по стволам палками загонщики-кличане из чудинов. Они были далеко, но кабаны, поднятые шумом, должны были вот-вот выбежать из дубравы.
Не сводя глаз с опушки, Вышеслав забыл обо всем на свете и ничего вокруг себя не видел. И вдруг вокруг него свистнуло разом несколько стрел. Поймав ухом знакомый звук, Вышеслав не сразу понял, что это такое. Несколько человек вокруг него попадало на землю, кто с криком, а кто молча, пораженный насмерть. В двух шагах от Вышеслава лежал на земле боярский сын Мирослав со стрелой в шее.
Вышеслав не успел опомниться, как тут же рядом треснули ветки, прошуршала листва, кто-то невидимый прыгнул на него из-за дерева с занесенным ножом. Вышеслав не успел ничего сообразить, но его тело, закаленное многолетними уроками, сообразило быстрее головы. Отпрыгнув, Вышеслав выставил вперед рогатину, приготовленную на кабана. Откуда ни возьмись, на него набросилось несколько чудинов; у двух были мечи, у одного – секира. Вышеслав оттолкнул одного острием рогатины, успев заметить, как на плече нападавшего показалась кровь. Но тут же другой секирой срубил наконечник рогатины. Оставшись безоружным, Вышеслав сильно толкнул одного из чудинов ратовищем в живот, бросил его, отскочил и мгновенно выхватил меч.
Вокруг него раздавался звон оружия, треск щитов, крики ярости и боли. Неведомо откуда взявшийся большой отряд напал на малую дружину Вышеслава, так что на каждого пришлось по несколько противников. Краем глаза Вышеслав успел заметить, как в десятке шагов от него бьется Оддлейв ярл. Не имея щита, варяг держал меч обеими руками и рубил направо и налево. Как говорят, никто не ждал ран там, где он находился, – его меч поражал насмерть. И лицо его было так же невозмутимо, как всегда, только губы сжаты плотнее.
Рядом с Вышеславом послышалось движение, короткий вскрик, железо ударилось о железо над самой его головой. Вышеслав обернулся: кто-то из варягов вовремя прикрыл его от удара. Молодой высокий свей с длинными светлыми волосами подхватил с земли маленький чудской щит, оброненный кем-то из раненых, и теперь он пришелся кстати. Меч чудина застрял в щите, а свей резким движением вырвал оружие из рук противника и отбросил его в сторону. Быстро обернувшись к Вышеславу, он крикнул что-то на северном языке. Глаза его блестели одушевлением и радостью битвы. Вышеслав понял только одно слово: «бродир» – «брат». Кто-то из чудинов кинулся на него с копьем, свей мгновенным ударом снес копью наконечник и прыгнул, оказавшись за спиной у Вышеслава.
А чудины с криками сбегались к ним. В простой одежде князя было нелегко отличить от его гридей, но теперь, когда он повернулся лицом, его узнали. Сразу два противника выскочили из-за стволов перед князем: у одного было копье, у другого секира. Вышеслав бросился на них сам, слыша, как за его спиной рубится длинный свей. И он не боялся за свою спину, веря, что варяг прикроет его.