— Хорошо… Только не свезло ему.
— А что случилось?
— А вот сама увидишь.
Готовясь к встрече со знатным родичем, Белотур еще перед волоком надел крашеную желтую рубаху, отделанную полосками узорного козарского шелка, зеленую шерстяную свиту, тоже с шелковыми полосками и серебряным бубенчиком у горла, а грудь украсил золотой гривной — знаком своего рода и положения. Глядя на него, Велем с братьями и, конечно, Дивляна тоже надели крашеную одежду получше. И Дивляна едва отбилась от паволоки, которой Велем пытался ее покрыть, — дороги же не видно, как идти? Не на руках ли любезный братец ее понесет?
Когда лодьи, спущенные на воду, прошли по озеру и приблизились к Катуни, раскинувшийся на ней стан был виден издалека. Везде стояли шатры и шалаши, горели костры, тянуло дымом. А сам княжич Радим ждал на берегу в окружении ближней дружины. Был он одет и снаряжен как на битву — в кожаной рубахе с железными бляшками, в козарском шлеме, с мечом у пояса, рядом отрок держал щит и копье, а топор был заткнут за пояс — тоже козарский, узкий, кожаный, с длинным хвостом и чередой серебряных позолоченных бляшек.
— Да будут с тобой родные боги, Белотур Гудимович! — Завидев зятя на передней лодье, он снял шлем, передал его отроку, а сам сделал несколько шагов вперед и поднял руку.
— И ты будь здоров, Радимер Забериславич! — Белотур приветственно взмахнул, потом соскочил с лодьи на берег, подошел к шурю и обнял его. — Экий ты витязь стал! И не узнать!
— Ну, а твое дело сладилось ли? — Радим ухмыльнулся и вытянутой рукой толкнул его в плечо. — Слышал, ты за невестой для князя Аскольда поехал?
— Сладилось. — Белотур обернулся. — Иди сюда, Велем.
Лодьи одна за одной приставали к берегу, дружины сходили на песок. Велем подошел и сдержанно поклонился. За ним шла Дивляна: он велел ей оставаться в лодье, но она ослушалась — ей так любопытно было посмотреть на радимичского княжича, что не было сил ждать.
Глянув на него, она тихо охнула. Радим, парень лет семнадцати на вид, был среднего роста, русоволосый и ничем особенно не примечательный, если бы не глубокий шрам, наискось пересекавший его левый глаз и исковеркавший бровь. Изуродованное веко было полуприкрыто, незрячий зрачок из-под него отливал свинцово-водянистым блеском, как у снулой рыбы. Светлые, светлее волос, брови были слегка нахмурены, подняты треугольником под сильно выпуклым лбом. Нос тоже был искривлен после давнего перелома, а крупные губы сурово сжаты; слушая, что ему говорит Белотур, он смотрел уцелевшим глазом перед собой с неприступным и тревожным видом.
У Дивляны упало сердце. Это был второй, после Ольгимонта, княжеский сын, которого она встретила, и невольно подумалось: а Аскольд? Если Радим в семнадцать лет уже такой, то каким же Аскольд стал к тридцати? Всем мужчинам, которых она видела, рано или поздно приходилось брать оружие в руки; иные из ее родичей и даже братьев погибли совсем молодыми, а уцелевшие вынесли из битв разнообразные шрамы и увечья. Вон, Стояня весной еще до женитьбы без зубов остался… Но Радим показался ей живым воплощением суровой княжеской судьбы, не щадящей и совсем юных отроков. Ее будущий муж… ее не рожденные еще сыновья… Их судьба стояла перед ними, с сурово-пренебрежительным видом поплевывая под ноги и глядя единственным глазом мимо Белотура, который коротко рассказывал шурю об их путешествии.
— Я знал, что идет от Каспли войско в сотню копий, — отвечал тот киянину, когда Дивляна подошла. — Видели вас смоляне, да не знали, кто такие. Говорили, будто кривичи, ну, я думал, маловато что-то для Станилы — сотня копий… А это и есть ваша невеста?
Дивляну сопровождали обе ее челядинки — Кунога и Долговица, но ошибиться, кто здесь кто, было нельзя: в красной свите, отделанной шелком, с варяжской серебряной застежкой у горла, с богатым ожерельем на груди, с тремя серебряными кольцами, вплетенными в волосы с каждой стороны возле висков, Дивляна сияла, как истинная Огнедева.
— Нет! — выразительно ответил Белотур, широко улыбаясь ей, будто снова радуясь, что раздобыл этакое сокровище. — Эту не ведем!
Правильно поняв ответ как утвердительный и лишь затемненный для борьбы с возможным сглазом, [20] Радим учтиво поклонился девушке, приложив руку к сердцу, и даже нахмуренное лицо его при этом приняло выражении приветливости, одобрения и удовольствия. Дивляна видела, что он и сейчас продолжает думать о другом, но его отлично выучили, как нужно держаться со знатными людьми.
— Совсем не хороша, — с тем же выражением отозвался он, давая понять, что на самом деле красота невесты произвела на него достаточное впечатление. — Не завидую я князю Аскольду.
— Да у тебя и своя не плоха! — Белотур подмигнул, довольный возможностью обрадовать родича.
— Не всем так… не повезло. — Радим еще раз скользнул по лицу и огненной косе Дивляны одобрительным взглядом, но ей казалось, что он сам не получает от вида ее красоты особого удовольствия, а просто отмечает, что такая дева достойна стать княгиней. — Мою-то все прячут — может, она косая какая-нибудь… или хромая, или еще того хуже.
— Ой, да! — Белотур подмигнул Дивляне. — Слышали мы от людей, что скоро ты свою невесту увидишь. Порадовать нечем. Один глазик на Варяжское море смотрит, другой — на Греческое, личико будто куры клевали, ножку подволакивает… Одна ручка короче, но то не беда — другая-то гораздо длиннее!
Радим в изумлении смотрел на свояка.
— Да и вот еще… — смущенно теребя косу и стараясь не смеяться, добавила Дивляна, — она в лесу-то… малость от человеческой речи отвыкла… Людей пугается — сколько лет и не видела никого, одни волки да медведи…
— Вы чего меня морочите? — Радим переводил взгляд единственного глаза с Белотура на Дивляну, не понимая, можно ли им верить. — Так она… Вернул ее отец из лесов? А что же мне ничего не сказал? Я ему и так и этак пора, говорю, невеста давно в возрасте, да и мне не век ждать, не отдадите — в другом месте найдем. Молчит, я уж думаю, все, Станиле сговорил… Или сговорил-таки?
— Нет, твоя будет дева, если ты слова не нарушишь! — торжественно заверил Белотур. — А что личико — с него не воду пить, а слово княжеское держать надо!
— Я-то не нарушу. Наше слово крепкое. Но ты-то откуда знаешь? — Радим склонялся к мысли, что Белотур его морочит. — Я Громшу после тебя видел, он о дочери слова не сказал.
— Пришло солнце и на твой порог! — Белотур с улыбкой взглянул на Дивляну. — Огнедева сама твою невесту в лесу нашла и в белый свет вывела. Обожди немного — увидишь ее. Ступай пока к себе и жди невесту.
Белотур и Велем принялись устраивать собственный стан. А Дивляна, заметив подходящие лодьи Ольгимонта, бросилась к берегу — рассказать Ольгице, что ее новый жених уже здесь.