— Я поля не боюсь. — Станила тоже встал. — А, если твоя сестра так хороша, что же ты ее никому не показываешь?
— Не про твою честь дева, вот и нечего тебе на нее глаза пялить.
— А может, про мою? Чем я ей не жених? Да сколько у того Аскольда земли — одни горы киевские! А я теперь землей владею от самого Оковского леса до Полоты!
— Уж не хочешь ли ты с братом моим силой меряться? — Белотур тоже встал.
— И померяюсь, будет срок. Но не лучше ли нам всем троим… четверым, — он бросил взгляд на Радима, — как братьям в мире жить? Тогда вся земля — от моря Варяжского до моря Хвалисского и Греческого — наша будет. Отсюда, где все дороги земные сходятся, всем белым светом править будем!
— Далеко сокол залетел! — присвистнул Белотур. — Сегодня топорик Перунов в руку взял, а уже до края света белого дотянулся!
— Так и меня не в борозде нашли! Род мой от Дуная-батюшки идет, деды мои кривичами владели и смолянами. Мой род лучше твоего, Белотуре, и не тебе меня попрекать! Отвези князю Аскольду мое слово: отдам ему Незвану, сестру мою, если он отдаст мне Огнедеву. Незвана и собой хороша, и волхвовской мудрости исполнена, и разным чарам могучим обучена.
— Мой род не хуже твоего — дед мой, Святослав Всеволодович, Полянским князем был и род его от самого Кия ведется.
— И не слыхал я о таком, чтобы кто-то из мужей нашего рода свою жену другому отдавал!
— Так то жену! А эту деву твой брат еще и не видел.
— Она родом отпущена за князя Аскольда. Без согласия и благословения рода ее ты взять за себя не можешь.
— Я сейчас могу ее взять, — с явственной угрозой ответил Станила. — Она родом отца отпущена, родом мужа не принята. Она здесь — на меже, а межа — моя земля, и все что на ней — тоже мое! Ради чести сыновей моих хочу все по чести устроить. Не захотите — на себя пеняйте.
— Да ты, княже, затем власть над волоками взял, чтобы разбоем промышлять? — Белотур больше не мог сдерживаться. — Сам свою победу загубишь! Обиды Огнедеве не простят тебе боги, а обиды моему брату племя полян тебе не простит. Что до твоей сестры — отвезу твое слово князю Аскольду, но решать не мне, а ему.
— Так ведь и он тебя не дочь Домагостя ладожского сватать посылал! — вмешалась Безвида, поднявшись с места и подойдя ближе. — Он тебя посылал за достойной невестой. И кто же скажет, будто моя дочь недостойна? — Она подбоченилась, и многочисленные подвески загремели, закачались, будто все ее духи-помощники задергались в негодовании. — Она по матери — из рода князей полотеских, ее отец — сам Велес-батюшка, и лучше ее родом невесты на белом свете нет и быть не может! А князь Аскольд и не знает, кого ты ему везешь. Одну ли привезешь, другую ли — какая же ему обида? Ты много на себя не бери, Белотур Гудимович.
— Я от имени князя Аскольда, по его повелению, заключил докончание со словенами волховским и ильмерскими, — отвечал Белотур, сжимая кулаки от негодования. — И слово дал им за моего брата, что дочь Домагостя ладожского будет женой его и княгиней киевской. На этом условии она мне отдана с приданым и благословением родичей и чуров. На этом условии унесла она с собой часть благословения старшего рода волховских словен. Если обману ее род, вольно или невольно, благословение проклятием обернется.
— Я не боюсь проклятий, ибо на моей стороне Та, чьим именем проклинают. — Станила стоял перед ним, опираясь на свою рогатину, отчего всем ясно вспоминался недавний поединок. — И с волховскими словенами я дела сам улажу.
«Никак и нашим князем быть нацелился», — мельком подумал Велем, уже давно приготовившийся к драке.
— Нельзя играть благословением богов. — Волхв Веледар встал между соперниками и развел их. — Спорите, будто утку подстреленную делите. Огнедева — не колечко, чтобы с руки на руку перебрасывать. Коли спор зашел, то боги разрешат, кому ею владеть. Разойдитесь, сыны мои, и спросим воли богов.
— Хорошо. — Станила не собирался ссориться с волхвами Велеса сразу после своей победы. — Но я уже доказал, что судьба и боги на моей стороне!
* * *
К своим кострам Белотур и Велем вернулись разгоряченные, взбудораженные и долго орали друг на друга, но не из-за несогласия, а больше от возбуждения.
— Марин выкидыш, синец темнообразный! — возмущался Велем. — Сестра ему моя нехороша, а и ту подай сюда! Сам за всех хочет ее судьбу решать! Все люди как люди, а он как хрен на блюде! Ты погляди на него!
Перепуганная Дивляна даже не решалась выглянуть из шатра, но понимала, что новый князь смолян и днепровских кривичей принес им очередные сложности.
— Завтра на заре уходим. — Больше Белотур не собирался ждать даже одного дня. — Старого князя похоронили, наследнику поклонились, пора и честь знать. Что хотел сказать, он все сказал. Пора нам ноги уносить, если не хотим голову потерять.
— Да я его… Меня-то он бабьей болтовней не напугает!
Белотур устал спорить и только махнул рукой. Ему было тяжелее всех. Если Станила добьется своего, то он, Белотур, окажется виноват и перед Киевом, и перед Ладогой. А как Станиле не добиться всего, чего пожелает, если теперь у него под рукой ратники кривичей, смолян да еще русская дружина свея Торира?
— Пора делать… что собирались, — сказал он, подмигнув Велему на шатер девушек. — Сиди здесь и смотри за ними. А я в Велесово пойду.
Велесово святилище, куда каждый из проезжающих гостей обязательно приносил жертвы на перекрестке земных дорог, располагалось в низине. На дне широкого оврага была вырыта яма локтей по восемь шириной с каждой стороны. Во время принесения треб на дне разжигали сильный огонь, а потом на раскаленные угли клали предназначенную божествам Нижнего мира часть жертвенного животного — голову и ноги от копыта до колена. Над жертвенной ямой стоял Велесов идол, в котором было едва намечено изображение бородатого лица. По краям низины тянулся небольшой вал, а на нем в особых углублениях перед принесением жертв разводились очистительные огни.
Сейчас огни не горели, и младшие прислужники были заняты тем, что вычищали вчерашние угли. Волхвы жили в трех избушках, расположенных чуть поодаль от вала. Благодаря тому, что летом торговые гости ездили по воде, а зимой на санях, дело для волхвов находилось почти всегда, и они обитали тут постоянно. Они же служили проводниками, за что святилище взимало особую плату. Белотур подумал мельком, что, вероятно, придется пригласить с собой волхва. Это обойдется дороже, чем обычный проводник (тем более что в дружине теперь свой есть — Званец), зато уважение к волхвам послужит дополнительной защитой.
Веледар, предупрежденный о госте, вышел ему навстречу. Сегодня на нем не было торжественного облачения, только длинная рубаха с богатой вышивкой и пояс с оберегами говорили о том, кто перед тобой.
— Заходи, будь гостем. — Ответив на приветствие Белотура, он пропустил его в низкую дверь земляной избы. — Я ведь знал, что ты придешь.
— Нетрудно было догадаться, — согласился Белотур, присаживаясь на предложенное место на скамье.