Дивляна изнемогала. Да, чтобы ее честь и честь рода была спасена, Аскольд должен все это признать. Но когда он это признает, не захочет ли он жениться сам? Ведь ему нужна такая невеста, нужны словены ильмерские, за тем Белотура и посылали в такую даль! И теперь Белотур окажется подлецом, если попытается взять за себя невесту, сосватанную для брата!
У нее оставалась некоторая надежда, что Аскольд признает это все, но жениться все же не захочет и уступит невесту брату-воеводе. И уж тогда, имея за спиной всю ладожскую родню, она и с Воротеней как-нибудь управится! Белотур на такой исход не рассчитывал, но ради чести Велема и Дивляны он всей душой желал их оправдания и уговаривал Домагостича потерпеть ради сестры.
— Рад я тебя видеть здесь, Велемысл Домагостич, — отвечал тому князь Аскольд. — Рад был бы и невесте, сестре твоей. Да слухи людей смущают. Будто бы хотел по пути сестрой твоей завладеть кривичский князь Станислав Велебранович, будто бы ты дал ему деву с приданым и даже на божьем суде бился, чтобы доказать, что она и есть твоя сестра, Дивомила Домагостевна. И одолел, боги твою правду показали. Кого же ты мне привез? Говорят, робу, за полгривны купленную?
— Не может песье рыло не лгать. — Велем бросил негодующий взгляд на Грима, которого быстро заприметил среди нескольких варягов. — Этот?
— А ты его сразу признал!
— Еще бы не признать! Я его до смерти не забуду! И он меня — зубы-то, поди, новые не отрастут! А лжет он, как бык воду пьет. Еще пока из Вал-города ехал, всем трепал, будто везет с собой сестру мою Святодару Святоборовну, Хранимирову вдову из Вал-города. А сам ее в глаза не видал — пасынок, Деленя Хранимирович, невредимой в Ладогу доставил воеводшу и дитя. А этот простую девку за нее выдавал, чтобы продать подороже. Теперь опять лжет — он за Красу разного добра взял, если в шеляги пересчитать, не меньше гривны. А говорит — половина.
— Кто полоном торгует, часто знатность рода завышает, это дело известное. Кто собой хорош, тот у них и знатен. Но ты, Велемысл Домагостевич! — Аскольд устремил на него пронзительный взгляд. — Ты не можешь все время правду говорить! Либо у Станислава твоя сестра, либо здесь. Так где? Где ты солгал?
Велем помолчал. Да, никакой наглости не хватит утверждать, что он везде говорил правду. Либо там — либо здесь. Они с Белотуром так ловко запутали след Огнедевы, так хорошо спрятали обман, что теперь сами не могли найти дорогу к правде.
— Предрекали мне: пожалеешь, что его не убил, — обронил он, бросив косой взгляд на Грима и вспоминая слова волхва Веледара. — Пожалел! Ну, что я перед князем Станиславом говорил — за то пусть он с меня спрашивает — Велем снова перевел взгляд на Аскольда. — А тебе я говорю правду. Моя сестра — та, что в доме воеводы Белотура. И со мной это могут подтвердить все мои братья. — Он кивнул на стоявших позади. — И воевода Белотур. И его мужи нарочитые — Битень, Валун, Бориполк, Воротикрай, Родобуд. К тебе мы сестру везли. К тебе и доставили. А Станила что заслужил, то и получил. Тебе в том печали нет, не тебе ведь его детей качать. Принимаешь невесту?
— Станислав кривичиский думает, что дочь Домагостя — в его доме, — сухо возразил князь. — Дойдут до него слухи, что я на ней женился, — скажет, что у меня роба! Так и будем всю жизнь соромом мериться? А еще вот что выходит. Ты на божьем поле подтвердил, что твоя сестра — та, что у Станилы. А та, что здесь, — выходит, не она! Перед богами — не она!
— Да как не она, когда она! — Белем в негодовании хлопнул себя по бедрам. — Да, солгал я Станиле — для того же солгал, чтобы сестру для тебя уберечь! И уберег! А боги меня потому оправдали, что видели — не для красного слова, не для корысти я на обман пошел, а ради чести рода своего!
— Ты слишком испытываешь терпение богов! — крикнул Грим, еще не привыкший к тому, что рабу перед свободными мужами полагается молчать. — И твоему роду не много…
Тут Арнвид живо зажал ему рот и не дал закончить. За оскорбительные слова раба спросят ответ с хозяина, а Арнвид вовсе не собирался драться с Велемом, которого боги любят даже вопреки справедливости. Впрочем, варяга это не удивляло — сам один нередко бывал пристрастен.
— Богам меня и судить! Хочешь, княже, я снова на поле выйду и докажу, что моя сестра — здесь? — Велем напористо шагнул к князю, будто собирался драться немедленно и именно с ним, и Аскольд невольно отшатнулся. Могучий и упрямый, Велем внушал ему неприязнь своим уж слишком уверенным и победительным видом.
— Нет! — За ним шагнул Белотур и крепко взял за плечо. — Ты уже выходил. Дай-ка теперь я мою удачу попытаю. Доверишь мне за честь рода постоять?
Велем оглянулся и, слегка остыв, попятился назад, куда тянула его рука Белотура. Тот был прав, как и негодяй Грим: нельзя испытывать терпение богов слишком долго. А ведь никто здесь не знает, что еще сказал ему волхв Веледар. «За победу без заслуги ты заплатишь богам поражением без вины». Наверное, это и есть тот случай. И за оправдание, когда был виноват, боги накажут его теперь, когда он говорит правду!
— Доверю. — Велем кивнул. — Ты в Ладоге был и видел, кто там моего отца дочери.
— С рабом драться мне невместно, а дай ты мне противника, княже. — Белотур поклонился родичу. — Буду побежден — знать, боги не с нами. А одолею — бери в жены деву честную, рода высокого.
Аскольд задумался, пытаясь быстро понять, чем все это ему грозит. Ему не понравилось, что Белотур и Велем стоят один за другого — будто родные братья. Проиграй Белотур — так бы ему и надо! — невеста останется ему, он породнится с ладожской знатью, к нему потекут бобры и куницы, а там…
Он не успел додумать эту мысль до конца — ему помешал женский голос:
— Не надо божьего поля, княже!
Все бывшие в гриднице обернулись. Вперед шагнула Воротислава. Она пришла сюда вместе со свекровью и другими знатными женщинами: как жрицы Лады и Макоши, они имели право не только присутствовать, но и говорить на княжьем совете наряду со жрецами-мужчинами. За эти несколько мгновений Воротислава, всегда быстро соображавшая, поняла самое важное для нее. Если ее муж проиграет божий суд — он будет опозорен, а ладожская невеста останется в доме, он возьмет ее второй женой! Этого не избежать — ведь не для Велема же он подставляет под меч свою голову и свою честь! А ради чего они собираются драться? Чтобы доказать родство Велема с этой рыжей? Воротислава в нем не сомневалась. Как ни мало у нее было причин любить Дивляну, высокое происхождение и воспитание девушки не увидел бы разве слепой. Даже Аскольд все понимает — не дурак же он, хотя слишком самолюбив, мнителен и упрям. Надо только успокоить его боязнь молвы, дать внешние доказательства того, что все в порядке. И ладожанка уйдет из их дома…
— Стойте! — Воротислава вышла вперед и встала между мужчинами, будто желая помешать им немедленно наброситься друг на друга. — Ты, Велемысл Домагостич, готов дать клятву, что эта дева — твоя сестра?
— Готов!
— Клятвы мало! — одновременно возразил Аскольд. — Он уже давал клятву совершенно в другом! Я не знаю, почему ему поверили боги, но я ему верить не могу! Его сестра теперь жена Станислава!