Зимобор сунул венок в руки Дивине, сказав только: «Смотри!» Дивина сразу его поняла и глянула на волхиду сквозь венок. И вскрикнула – и в ее коротком крике было сразу так много всего: отвращение, гнев и… изумление.
– Кри… – вдруг выдохнула Дивина, и Зимобор не понял, что она хотела сказать.
Но волхида поняла. Ее темные глаза сверкнули, зубы оскалились – она догадалась, что ее видят. Это было так страшно, что Зимобор снова схватился за меч и оттолкнул Дивину, которая стояла между ним и горбатой.
– Гр… гром Перунов на тебя – поди прочь, откуда пришла! – хрипло от ярости вскрикнула Дивина и сорвала с пояса огниво. – Вот тебе, гадина!
Быстро размахнувшись, она с силой швырнула огнивом в волхиду, но немного не попала, и огниво ударилось в бревно тына над самой головой нечисти. В темноте сверкнула яркая молния, посыпался сноп горячих желто-красных искр. Волхида дико вскрикнула, согнулась, прячась от молнии, и пропала, словно ушла в землю.
Дивина пошла к тому месту, где исчезла волхида. Зимобор негромко окликнул ее – ему казалось, что ходить туда вовсе не следует, – но она все-таки дошла до хлева, осмотрела черное пятно ожога, оставшееся на бревне, потом нагнулась и стала искать что-то внизу. Зимобор сообразил, что она ищет свое огниво, и подошел, чтобы помочь. Но Дивина уже подобрала огниво и пошла в дом.
В избе она села и закрыла лицо руками. На столе перед ней лежали огниво и венок – ничуть не измявшийся в превратностях этой ночи, такой же пышный, свежий и благоухающий.
– Кто бы подумать мог! – бормотала она, и в голосе ее слышалось отчаяние. – Кривуша! Кому бы на ум пришло! Матушка Макошь!
– Ты что, ее знаешь? – Зимобор сел напротив. – Эту, горбатую? Ее так зовут?
– Знаю… Да. Я… я тебе после расскажу. Иди к себе. – Дивина опустила руки, вид у нее был усталый. – Спать пора. Хватит уж на сегодня!
– Может, я лучше здесь, с тобой? Пока Елаги нет… – начал Зимобор и осекся, сообразив, что именно сейчас, пока зелейницы нет, ему вовсе не следует ночевать под одной крышей с ее дочерью. – Да я же не про то, я же…
– Постой! – Дивина перебила его. Ее взгляд был прикован к венку на столе. – Что это?
Зимобор молчал, не зная, что ответить. Дивина, разумеется, видела венки и понимала, что это за вещь. Как и понимала, что ландыши уже месяц как отцвели и взять такой свежий венок совершенно негде. Простому смертному, конечно.
– Откуда это у тебя? – Она потянулась было к венку, и хотя прикоснуться не решилась, Зимобор перехватил ее руку:
– Подарили. Не трогай лучше.
Дивина не спросила, кто подарил. И так было ясно, что не просто какая-нибудь подружка, оставшаяся в Смоленске. Опираясь подбородком на руки, она смотрела в лицо Зимобору. Венок лежал на столе между ними и разливал во все стороны свежее, торжествующее благоухание, даже светился, точно отражая свет невидимой луны. Зимобор почему-то был уверен, что подарившая его – сейчас здесь, с ними, и видит их.
А в глазах Дивины отражалась странная смесь – понимание, сожаление и нечто похожее на облегчение, которое дает определенность, даже самая неприятная.
– Понятно… – прошептала Дивина и закивала. – Все понятно… Ты ее нашел, дурья голова, или она тебя нашла?
– Кто?
– Так вила же. Ты не женат, не обручен, красивый парень… Матушка Макошь, да почему же ты до таких лет не обрученный, что ж тебе мешало? Вот и попал!
Зимобор наконец понял: она решила, что он просто повстречался с лесной вилой, которые весной ходят по земле, чаруют своей красотой смертных парней и сводят с ума. Такие случаи бывают везде, и поэтому неженатым и необрученным парням не советуют весной ходить в лес в одиночку.
Он опустил глаза. Рассказать ей об умершей невесте? И что это даст? А рассказывать о Младине явно не стоит.
– Беги от нее, – прошептала Дивина, и Зимобор вдруг увидел у нее в глазах слезы. – Погубит она тебя! Дурья твоя голова! Понятное дело, она красивая, среди живых девок такой красоты не бывает, и любит она так, как никто не может, но ведь это ненадолго! Одну весну, другую, а на третью ты ей не нужен будешь, потому что она из тебя все силы выпьет, ты через год поседеешь, высохнешь, будешь старый дед! Вилы – им же сила нужна, они ее из мужчины пьют, они как Первозданные Воды, в которых жизнь зарождается, но только когда их Луч осветит. Ты, мужчина, для нее и есть такой луч, но ты сам в ней погаснешь, она съест твой свет, выпьет твою силу, вытянет твою жизнь! Брось ее, пока не поздно! Пока весна, терпи, а зимой она спит, вот ты зимой найди себе жену, тогда она не тронет… может быть. Ничего, от нее можно уберечься, тоже были люди, кому удавалось, мы знаем. Матушка вернется, еще что-нибудь вспомнит… Главное, ты сам-то пойми, болван, что не пара она тебе, а смерть твоя!
Дивина говорила быстро и горячо, в голосе ее звучало такое отчаяние, что Зимобору было ее жаль, хотя она-то жалела его. Что она сказала бы, если бы знала, что его захватила в плен не просто лесная или озерная вила, душа трав и цветов, а сама Дева, младшая из трех Вещих Вил! Дивина права, во всем права. Сам князь Смелобран, которому посчастливилось добыть вилу себе в жены, прожил с ней всего три года. Потом она улетела белой лебедью в открытое окно, а он за зиму зачах от тоски и умер. Даже он, древний, сильный князь, с густой кровью Перуна в жилах, не выдержал близости Богини, требующей от смертного слишком многого. Что же станет с ним, нынешним?
Зимобор протянул руку над столом и сжал руку Дивины. Она умолкла.
– Не надо меня уговаривать, я все знаю, – сказал он. – И знаю, зачем я с ней связался. А ты сама-то? Почему ты сама-то по-человечески жить не хочешь? Что у тебя за дед такой, что о нем люди говорить боятся?
– Лес Праведный. Я тебе говорила. Если эта твоя, – она кивнула на венок, – не отвяжется, я ему скажу. Он ее усмирит. Все лесные и речные вилы ему подвластны.
– Эта – нет! – Зимобор качнул головой. – Этой всякая живая и неживая тварь подвластна, а сама она неподвластна никому.
– Да с кем же ты связался, горе мое?
Зимобор опустил глаза.
– Ну, не хочешь говорить, не надо. Я же помочь тебе хочу, понимаешь ты?
– Понимаю. И я… я тебе говорил, что это опасно, ты помнишь?
– Помню. Уходи тогда. – Дивина с мрачной решимостью смотрела на стол перед собой. – Из Радегоща совсем уходи. Нам обоим только лишняя морока.
– Вот Доморад поедет дальше в Полотеск, и я тогда с ними… А что, – Зимобор вдруг неожиданно для самого себя поднял глаза и глянул ей в лицо, – поедем со мной, а? Выходи за меня, тогда моя вила отвяжется.
– Нет! – Дивина закрыла лицо руками и затрясла головой. – Твоя отвяжется, моя привяжется! За мной такая сила ходит, смерти моей хочет… Я и к Лесу Праведному из-за нее попала, и на белом свете живу, только пока он меня защищает. А если выйду замуж – все, пропаду.