Самого Роллауга Торвард увидел почти сразу – тот бросился ему в глаза издалека, еще пока нельзя было разглядеть лица. Не зря его считали отчасти колдуном: он обладал способностью теряться в толпе, когда хотел, и выделяться из толпы, когда хотел. При виде этой высокой, худощавой и притом широкоплечей фигуры, этого посеребренного шлема и светло-русых волос длиной почти до пояса, густыми, как водопад, прядями рассыпанных по плечам, Торвард ощутил нечто похожее на восторг. Роллауг Зашитый Рот внушал ему восхищение со времен их первого знакомства почти восемь лет назад. У них имелось много общего, и при этом они были очень разными. Сильный и притом изящный, с небрежными и очень точными движениями, Роллауг был красив (когда хотел) какой-то странной, причудливой красотой, и чем дольше человек вглядывался в его беспокойное, изменчивое лицо, тем меньше понимал, чего же в нем такого обаятельного. Он стоял на носу своего «Брокка», опираясь на копье с посеребренным лезвием и голубым древком (все эти восемь лет он предпочитал такие копья). Облик его был прекрасен и грозен – как сама смерть, которая несет то ли ужас, то ли блаженство, но ты этого не знаешь заранее, а когда узнаешь, тогда уж будет поздно.
С «Брокка» зазвучал боевой рог, и Торвард привычным движением руки, не оборачиваясь, подал знак ответить тем же. Ответ последовал без промедления. Туалы шли напролом на любого противника, а Торвард, волей-неволей оказавшись их вождем, не мог их удерживать. Хотя у него, собственно говоря, не было причин сражаться с Роллаугом Хэдмарландским. Совсем наоборот. После того как Хельги ярл стал убийцей Торбранда конунга и тем самым умер для его сына, Роллауг Зашитый Рот остался единственным в Морском Пути вождем, которого связывали с Торвардом клятвы дружбы и взаимной помощи. Но ведь сейчас он не был Торвардом сыном Торбранда. Он был Колем, посланцем фрии Эрхины. Он мог вступить в переговоры с хозяином земель, мимо которых проплывает, но, если его не пропустят, должен будет пробиваться силой.
Кто-то тронул его сзади; обернувшись, он увидел одного из воинов, Иггмунда сына Конда, – тот держал перед ним шлем, щит и копье. Торвард кивнул и сбросил плащ: он привык, что ему подают вооружение перед боем, но то, что среди туалов нашлись добровольные оруженосцы, уже о многом говорило. Но об этом ему сейчас думать было некогда. Он словно раздваивался: перед ним показался враг, и от этого в крови загорался лихорадочно-веселый огонь – и перед ним был Роллауг! Две его половины, Коль и Торвард, на которые ему пришлось разделиться в последние месяцы, вступили в невидимую, но отчаянную борьбу между собой.
Если Роллауг откажется их пропустить – а скорее всего, так оно и случится, – Торвард будет вынужден принять бой. От имени Коля и Эрхины. Ради этих трех сотен туалов, которые все же признали его, пришельца, своим вождем. Там, на Туале, где распоряжалась Эрхина и только Эрхина, его роль военного вождя заключалась в том, что он делил ежевечернего кабана – обязанность почетная, но не более, а к внешним знакам почета Торвард был вполне равнодушен. Но с отплытием, на море, в его руки перешла настоящая власть. К ней он был приучен с детства и прекрасно разбирался в том, что и как нужно делать на корабле с дружиной. Ему казалось унизительным, что власть над этими тремя кораблями он получил из рук Эрхины, то есть женщины. Хмурясь, переглядываясь, косясь на него и тайком усмехаясь, туалы повиновались ему, потому что его устами им приказывала как бы сама фрия Эрхина. Им это казалось естественным и правильным, но Торвард втайне бесился от этого сознания и прикладывал все силы, чтобы завоевать свое собственное право на власть над этими людьми. Для этого он избрал самое простое, привычное ему и верное средство. Помня, что впереди у них, по замыслу, битва с конунгом фьяллей за украденный «глаз богини Бат», он каждый день заставлял людей упражняться – и с оружием, и без, на каждой стоянке и даже на плывущем корабле. Что вовсе не было излишним, учитывая, что предстоящее сражение с фьяллями вполне могло оказаться морским. Восемь лет назад, при первой встрече, они с Роллаугом дрались на двух веслах, перекинутых между бортами кораблей…
– Нам не очень-то нужны эти пляски! – надменно заявил ему в первый же день Фомбуль сын Снотра. – Сыны Туаля непобедимы при свете дня!
– Это я уже слышал, а память у меня хорошая! – спокойно ответил тогда ему Торвард. – Выходи!
И острием меча показал на свободное пространство. Еще не стемнело, но Фомбуль был убедительно разбит на глазах у дружины, и больше его голоса в таких случаях не раздавалось. С потерей амулета фрии исчез дар чудесной силы туалов. Они встревожились: привыкшие к своей непобедимости, потомки солнца оказались теперь в гораздо более тяжелом положении, чем те, кто подобного дара никогда не имел. Но у потери оказалась и хорошая сторона: заставив их упражняться после захода солнца, Торвард доказал им, что темнота теперь отнимает у них сил не больше, чем у севэйгов. Это открытие туалов весьма порадовало. А Торвард первые ночи спал вполглаза, хорошо помня, что он – один на три сотни людей, которые пока что ему не друзья.
Однако если не любить, но уважать себя как воина он мог их заставить. Кроме того, он был сэвейгом и знал Морской Путь гораздо лучше всех своих спутников. Он знал малейшие особенности их трех кораблей (происходящих из Аскефьорда), и его умение обращаться с ними казалось туалам чем-то вроде ясновидения, одной из тех чудесных способностей, которые так естественны для сыновей конунгов. За него говорил выбор фрии – и туалы волей-неволей видели вокруг его головы отблеск сияния Солнечного Оленя. Туалы вступали в чужой и неведомый им мир, притом без защиты «колдовского облака», как раньше, и потомок Харабаны Могущественного Отца, выросший здесь, был для них прямо-таки необходимым советчиком и проводником. Тем советчиком, без которого, как известно из сказаний, нечего надеяться на успех в Ином Мире.
И если Торвард возвращался домой, то для туалов Иной Мир только начинался.
Надев шлем, Торвард взял щит и копье и встал с ними на виду – чтобы его, предводителя, можно было различить с приближающихся хэдмарских кораблей.
– Кто вы такие и куда плывете мимо моей земли? – послышался с «Брокка» спокойный голос, произносивший слова без заметного напряжения, но так ясно, что их было прекрасно слышно, несмотря на ветер и шум волны. – Я – Роллауг Зашитый Рот, конунг Хэдмарланда. И если кто-то здесь еще не знаком со мной, то сейчас познакомится.
– Мы плывем с острова Туаль и не держим зла ни на кого в Хэдмарланде! – ответил ему на это Торвард. – Дайте нам дорогу, и разойдемся мирно.
– Где же вы намереваетесь искать подвигов? – спросил Роллауг. – Давно ли на священном острове Туаль завелись «морские конунги», которым не сидится дома?
В голосе его слышалась насмешка: он уже знал, куда и зачем плывут эти три корабля фьялленландской постройки. «Змей» Рёгнира из Рёгнирова Брода шел третьим в цепочке Роллауговых кораблей, и сам Рёгнир крепко сжимал копье, стоя на носу. Предупрежденный Сэлой и Аринлейвом о том, что туалы будут их преследовать, он собирался принять бой сам, но, когда поблизости появился Роллауг конунг с тремя кораблями, Рёгнир посчитал уместным предупредить и его.