Молинка не поднимала глаз, и на лице ее отражалось такое жаркое смущение, какого Лютава никогда у своей сестры не видела.
– Я ее всю жизнь любить буду, других жен даже не возьму, ничем ее не обижу! – горячо продолжал Ярко. – Пойми, варга Лютомер. И ты, княжна Лютава. Не невольте ее от меня уходить, ее судьба здесь, со мной. Ну, сердце мое! – Он обернулся и взял Молинку за руку: – Скажи им! Ведь я правду говорю?
– Да, – прошептала Молинка, бросив на родичей короткий взгляд.
В ее карих глазах сверкали тревога, волнение, но и глубоко спрятанная радость, и Лютомер с Лютавой, хорошо знавшие сестру, сразу поняли, что Ярко говорит чистую правду.
Изумленная Лютава переводила взгляд с Молинки на ее новоявленного жениха. Думая совсем о других вещах, она как-то сразу не сообразила, что могут означать волнение и румянец сестры. Но именно сейчас ей бросилось в глаза, что Ярогнев и Молинка похожи – оба они невысоки ростом, но крепко и ладно сложены, оба круглолицы, румяны, у обоих темно-русые волосы и пушистые черные брови, только глаза у парня голубые, а у девушки – карие. Известно, что внешнее сходство жениха и невесты, если те не в родстве, обещает счастливый брак.
– Вот у меня и колечко ее. – Ярко показал мизинец, на котором сидел серебряный перстенек Молинки – на другие пальцы он не налез. И Лютава не сомневалась, что перстень тот самый.
Не думая ни о какой опасности, она подошла почти вплотную к Молинке.
– Ты что, голубка, с ума, что ли, сошла? – в растерянности осведомилась она и слегка развела руками в знак своего полного недоумения.. – Обручилась, кольцо дала… Ни отца с матерью не спросила, со мной даже не посоветовалась! Они-то далеко, а я-то ведь здесь с тобой!
– Но когда же я советоваться буду? – Молинка подняла на нее виноватый взгляд, в котором горели волнение, раскаяние и счастье, и снова отвернулась. – Мы ведь… Вчера ведь…
– Ну и что с того? – Лютава догадывалась, что призошло. – Ты хоть понимаешь, что ты наделала?
Она не удивлялась, что молодой и красивый княжич Ярко вскружил сестре голову, чему весьма способствовало и буйство купальских игрищ, обращающих все помыслы к любви. Она ничуть не стала бы и осуждать Молинку, которая была свободна от каких-либо зароков и могла выбирать кого хочет. Но одно дело – погулять на Купале, и совсем другое – подарить перстень и пообещать выйти замуж! Именно сейчас и именно за Ярко из рода оковских князей – после того как они много раз обсуждали, как неуместны и невозможны подобные браки, ставящие род угрянских князей в зависимость от оковских!
– Ну, не ругай меня! – Молинка шагнула вперед, обняла Лютаву и прижалась лицом к ее плечу. Ее жестоко терзал разлад с сестрой, с которой они всю жизнь были так близки, но она ничего не могла поделать. – Я не виновата. Я его как увидела, то и подумала: вот он, мой муж, мне его Макошь назначила. Я сразу поняла, ты понимаешь? Не в том дело, что он парень красивый и оковским князем будет. Это неважно все. Просто, знаешь, я как глянула на него, так сразу все увидела: свадьбу, и я рядом с ним стою, и у нас руки убрусом связаны, [17] потом вижу, сижу я уже с повоем на голове, жду его, и детей вижу, знаю, это наши дети… И чувство у меня такое, будто я с ним уже всю жизнь прожила и ближе него у меня никого нет. Прямо, понимаешь, в один миг всю свою жизнь увидела, почти до смерти, и жизнь у нас с ним общая. Что же я сделаю? Это судьба, так мне Макошь напряла.
Вспоминая последние дни, проведенные с семьей оковского князя, Лютава с опозданием отмечала, что Молинка и впрямь была какая-то не такая. Даже на том вече, пока Лютава жадно прислушивалась к разговорам Святко с дружиной о предстоящем походе, Молинка переглядывалась с Ярогневом. Нет бы ей раньше это заметить!
Хотя что тут сделаешь!
– Ох, горе ты мое! – Лютава обняла сестру и похлопала по спине. – Ты понимаешь, что теперь будет? Князю Святко-то хорошо, он спорить не станет. А вот наш с тобой батюшка ох как не обрадуется!
– Чего же ему не обрадоваться? – Молинка отошла от нее и убрала с лица выбившиеся из косы тонкие пряди. – Ведь Ярко – сын прежнего князя Рудомера, Святкиного старшего брата, он – наследник оковского стола. Я буду оковской княгиней! Уж конечно, я никому не дам Угру обидеть! Чего плохого?
– Ты пойми: оковской княгиней ты когда еще станешь, а заложницу Святко от нас получит уже сейчас! Родичем нам он станет сейчас и в дела наши полезет с полным правом, как сват. Да и станешь ли ты княгиней, вот еще что! Ты думаешь, Доброслав так и мечтает Твердин брату отдать, а самому при нем всю жизнь в воеводах жить? Ничего подобного. Да еще у Семиславы того гляди свои дети родятся, уж она постарается, чтобы они Твердин получили. Не дадут они Ярогневу в оковской земле княжить. Изведут они его, да и тебя заодно.
– Отец заступится!
– А отцу надо за Твердин воевать? Мало нам своих забот! Отец надеялся, что мы ему поможем, как мужей выберем, а мы только больше ему на плечи тяжести кладем.
– Но… – Молинка не находила возражений, но и уступить не могла. – Значит, судьба моя такая! – Она грустно пожала плечами. – Коли судила нам Макошь погибнуть, значит, погибнем. От судьбы не уйдешь…
– А суженого и пешком не обойдешь, и конем не объедешь! – подхватила Лютава известную пословицу, так любимую всеми упрямыми девками. – Ну, что же теперь делать! Кольцо отдала, его назад не возьмешь. Только ты знай, что Зуша тебе не молоком в кисельных брегах потечет.
– Я не боюсь! – Молинка улыбнулась, видимо думая о Ярогневе, и лицо у нее было такое счастливое, что Лютава почти позавидовала ей, даже понимая, сколько бед и сложностей ждет ее сестру в этом замужестве. – А ты знаешь что? Если этот Твердята тоже ничего парень окажется, выходи тоже за него, будем с тобой здесь вместе! Тебя княгиня Чернава сразу полюбила, я вижу, она тебя в обиду не даст. Неужели ты, да я, да она – и не справимся? Да мы кого хочешь одолеем!
Молинка счастливо засмеялась и опять обняла сестру. Сейчас ей действительно было ничего не страшно.
– Ну, хорошо, – сказал рядом Лютомер. Он слышал всю эту беседу, а сейчас обращался к князю Святко. – Если моя сестра младшая хочет быть женой княжича Ярогнева, я воле Лады и Макоши противиться не стану. Но не годится моей сестре, как девке из лесного двора, уводом к жениху уходить. И ваш род, и наш род такое дело опозорит. Хочет княжич Ярогнев ее в жены взать – пусть по осени ваши сродники приезжают сватать, как положено, с нашим родом ряд заключают, приданое берут, а с ним и невесту. А до тех пор она в отцовском дому дожидаться должна, а не в вашем, как полонянка.
Молинка в тревоге вскинула на него глаза – она поняла, что старший брат все-таки намерен увезти ее отсюда. Но слова возражения замерли на губах – она тоже понимала, что ей мало чести войти в дом мужа без благословения собственных родичей, без прощания с чурами, без приданого. При таких условиях она будет считаться не женой, а наложницей, и ее дети будут зваться «холопкиными детьми»! [18] Такой судьбы себе и своему потомству она не хотела и беспомощно оглянулась на Ярко, надеясь, что он что-то придумает.