Ингвильда сама взяла его за руку и сжала ее обеими руками.
– Да, – тихо сказал он. – Наверное, ты права. Любовь глупых женщин мне не нужна. И я сейчас подумал – а может, мне хватит любви одной-единственной женщины? Такой, как ты.
Когда начало темнеть, Гримкель Черная Борода оставил свое почетное место напротив хозяйского и вышел из дома. От крепкого пива фру Альмвейги его чуть пошатывало, но зато вечерний воздух казался необычайно теплым и душистым, ветер с моря пел приветливую песню. С пригорка, на котором стояла усадьба, было видно множество костров, разложенных окрестными жителями в честь Высокого Солнца. Где-то за перелеском пели и смеялись.
Остановившись сначала у дверей большого дома, Гримкель прислонился к косяку. Ему тоже хотелось петь. На язык просилась песня про Бьёрна, который пять лет провел в плавании, а потом пристал наконец к берегу и та-ак напился… И та-аких дров наломал… Гримкель слышал эту песню от одних барландских торговцев на последнем пиру у Стюрмира конунга, и она ему очень понравилась, вот только он никак не мог вспомнить, что же случилось с тем Бьёрном на берегу!
Вечер был так хорош, что Гримкеля потянуло пройтись. Он решил сходить к берегу и посмотреть, как там «Красный Волк» и не разбежались ли к кострам и девушкам хирдманы, оставленные его сторожить. На ходу он покачивался и распевал строфы о похождениях Бьёрна (в основном собственного сочинения), так что окрестные тролли плакали от смеха, зажав зубами кончики хвостов. Для удержания равновесия он взмахивал руками выше плеч и иногда выкрикивал: «Штормит! Эка разгулялась нынче погодка!»
К самой тропе спускался пологий склон горы, поросший редким сосняком. А на вершине склона вдруг мелькнуло что-то серое, лохматое, проскочило и пропало с глаз. Гримкель перестал петь и остановился, придерживаясь для надежности за ближайшую сосну и моргая, будто пытался проснуться. То ли это волк, то ли тролль? Пожалуй, не стоило выходить в лес одному. Середина Лета – одно из тех переломных мгновений года, когда иные миры наиболее близки к нашему; в эту ночь невидимая стена истончается и тает… Вот ведь потянуло спьяну на подвиги!
Сосенки слегка качали ветвями на ветерке, и за ними как будто бы скользил невидимый сумеречный дух, перебегал от ствола к стволу, то прятался, то снова выглядывал, дразня и корча троллиные рожи… Гримкель постоял, сомневаясь и ругая себя за пьяную неосторожность. Но не возвращаться же…
Наконец он пошел дальше, но уже не пел. Шаг его стал тверже, взгляд острее, рука не выпускала амулета на груди.
На склоне горы снова мелькнуло что-то. Гримкель бросился к ближайшему дереву и спрятался за ствол.
Из-за деревьев на склоне горы выскочил волк. Гримкель вцепился в рукоять длинного ножа, мысленно обругал себя, что не взял из усадьбы копье, а еще лучше – пятерых хирдманов. Волк широкими прыжками мчался по склону прямо к нему. Но что-то с ним было не так. Прищурившись, Гримкель напряженно вглядывался. Ветерок тянул с вершины горы прямо на него, поэтому зверь пока не мог учуять человека. Вот он пробежал мимо, шагах в десяти от сосны, за которой стоял Гримкель, и помчался в сторону усадьбы. Вблизи Гримкель понял, в чем дело: уши у зверя висели, а хвост приподнимался вверх. Это был не волк, а просто большая серая собака. У Гримкеля отлегло от сердца, но показываться он не спешил: неспроста же пес так мчался. Да и где собака, там рядом должен быть человек.
Выскочив на дорогу, серый пес разом остановился, уткнулся носом в землю, стал принюхиваться. Он учуял следы Гримкеля, чужого здесь человека. Пес пошел было по его следу, потом остановился, поднял морду к вершине горы.
Между стволами показалась тонкая человеческая фигура. Это была молодая девушка в сером платье из некрашеной шерсти, с простыми медными застежками на груди, без цепочки, без звенящих украшений и амулетов. Длинные темно-русые волосы густой волной струились по ее плечам; как тень, как лесной дух, она неслась вниз по склону горы, и ни один сучок не хрустнул у нее под ногами.
«Ведьма!» – подумал Гримкель. Но тут же вспомнил, что, кажется, такую девушку он еще вчера мельком видел на дворе у Фрейвида. Но что она делает одна в лесу, почти ночью? Зачем ей эта большая собака, так похожая на волка?
А серый пес с лаем кинулся наперерез девушке, завертелся перед ней, припадая на передние лапы и оглядываясь в ту сторону, где стоял под сосной Гримкель. Девушка поняла своего пса. Она прижалась к дереву, замерла, слилась с ним и вдруг пропала. Она исчезла так стремительно, что Гримкель застыл, моргая и подозревая, что все это – тревожный пьяный сон. Однако, вглядевшись, он различил смутно светлеющие пятна ее лица и рук возле ствола.
Над сосновым склоном повисла тишина, нарушаемая только глухим шелестом ветра в иглистых ветвях. Казалось, что здесь не было ни единого живого существа, кроме серого пса. Хёрдис ждала, прижавшись к сосне, как к плечу надежного друга, какого у нее никогда не было. Мельком заметив за деревом человека, она испугалась, и от этого испуга, как бывало с ней от всякого сильного прилива чувств, весь мир вокруг стал как будто прозрачным и ясным. Зрение и слух ее резко обострились, она ощущала каждое движение ветки, каждый толчок крота, ползущего под землей. Земля и лес как будто протянули к ней тысячи невидимых нитей, она сама стала живой частью леса.
– Кто там прячется? – вдруг крикнула девушка.
Гримкель вздрогнул, но промолчал, только крепче прижался к стволу сосны. Ему казалось, что с ним заговорило дерево. А может, тролль, которому не следует отвечать!
– Если ты нечисть, то поди в землю, где твой дом! – строго крикнула девушка. – А если ты человек, то стой, где стоишь, и не смей двигаться! Сосновый корень связал тебе ноги!
Гримкель возмутился: кто она такая, кухонная замарашка, чтобы отдавать приказы ему, ярлу, родичу конунга! От возмущения страх прошел, он хотел отойти от ствола, но почему-то не смог. Руки словно приросли к сосне, а ноги пустили корни в землю. Он не мог пошевелиться, не мог даже подать голоса. Дерево опутало его невидимой сетью своей силы, почему-то взяв сторону девчонки… Это ведьма! Гримкель пытался хотя бы встряхнуть головой, но даже это ему не удавалось.
А девушка медленно отошла от своего дерева и сделала несколько шагов вниз по склону. Серый пес бросился вперед и в несколько прыжков оказался подле Гримкеля. «Разорвет!» – только и успел подумать Гримкель. Отчаянным усилием он постарался протрезветь, проснуться. А серый пес все так же скакал перед ним, припадая на лапы и заливаясь яростным лаем.
– Тише, Серый! – строго прикрикнула на пса ведьма, подойдя ближе. – Ты хочешь созвать и всю усадьбу, и всех гостей! Дай мне поглядеть, кого это мы поймали.
Она подошла к застывшему Гримкелю шага на три, вытянула шею, склонила набок голову и стала рассматривать его. Ее любопытный, бессовестный взгляд встретился со взглядом Гримкеля, и его пробрала дрожь, словно в саму его душу просунулась чужая рука с обжигающим факелом. Ему было неловко, страшно и стыдно: он, родич конунга, оказался вдруг пленником какой-то ведьмы! Вот и прогулялся вечером Середины Лета! Но страх перед ведьмой был сильнее уязвленной гордости. Да, именно ее-то он и видел в кухне Прибрежного Дома. Эта девчонка – дочь Фрейвида от рабыни, а все женщины его рода обладают колдовской силой. Фрейвид Огниво часто этим хвастал и, как видно, не слишком преувеличивал. Но это еще не основание без всякой причины связывать знатных людей по рукам и ногам!