* * *
Князь Держимир лежал, не сняв сапог, уткнувшись лицом в мягкий, приятно-прохладный куний мех покрывала. Он едва дошел до своей горницы из святилища, хотя и требовалось-то всего лишь пересечь двор. Какие-то волны качали его, бессильного и безвольного, порой сознание проваливалось в глубину бесконечной, неизмеримой черноты, и он не помнил, где он и кто он. Где-то в этой черноте мелькали неуловимые отблески огня, хотелось зажмуриться, но глаза его и так были закрыты, и спрятаться от этих отблесков не получалось. Порой находило недолгое просветление, и князь осознавал, что лежит в своей спальне, что ворожба закончилась и скоро утро. Но не осталось сил поднять голову навстречу рассвету – эта ночь выпила из него все силы.
Кто-то тронул его за плечо. Держимир резко повернулся, лицо его было страшно, как у зверя. Возле лежанки стоял хмурый Байан-А-Тан с ковшом воды в руке.
– На, – угрюмо сказал он и протянул брату ковшик. – Выпей хоть.
С облегчением переведя дух, князь сел и обеими руками сжал бока деревянного ковшика, боясь не удержать. Байан присел на край лежанки и молча ждал, когда старший брат допьет.
– Это ты! – с трудом выдохнул Держимир, опустив пустой ковшик на колени. – А мне померещилось…
Байан кивнул, не дослушав. Несколько мгновений они молчали, а потом младший хмуро выговорил:
– Гнать тебе ее надо, брат! Мне Соколика жалко, да Соколик что! Вот ты… Она ведь и тебя сожрет. Гони ее прочь, пока не поздно!
Держимир тяжело положил руку на плечо Байана и крепко сжал. Он не мог ответить, но и сам уже знал, что дальше так жить нельзя.
* * *
Несколько следующих дней у Ольховиков и Перепелов отбоя не было от гостей. Ближние и дальние соседи, ночью заметившие пламенные отблески в небе, приезжали подивиться на огромное пожарище. Светловоева дружина и городник, снова поселившиеся у Ольховиков, понемногу отошли от потрясения и принялись рассказывать. Слушатели охали, ахали, творили оберегающие знаки. Кто-то пустил слух, что угольки с княжьего пожарища послужат самым надежным оберегом от пожара для любого дома, и каждый из гостей стал прихватывать по угольку-другому. Иные, из дальних краев, хватали целыми горстями – на всю родню и соседей. Боговит из-за этого сильно злился, хотя умный Кремень сказал ему: снявши голову, по волосам не плачут.
Через несколько дней из Славена приехал сам князь Велемог. Кремень сразу после пожара послал ему кметя с известием, но князю было мало рассказа – он хотел увидеть все своими глазами.
По правде сказать, Кремень не удивился тому, что князь покинул стольный город в распутицу, когда кони спотыкаются на подмерзшей грязи, а санного пути еще нет. Воевода знал, какое значение князь Велемог придает новому городку: в нем заключался залог будущих побед над ненавистным дрёмическим князем, и имя в честь княжны Дарованы тоже выбрали не случайно. Князь речевинов не поверил даже собственному сыну и упорно отказывался признать, что причиной пожара было громовое колесо.
– Ты мне кощун не пой! – гневно восклицал князь, потрясая плетью. – Колесо! Какое тут колесо! Как будто я не знаю, что Держимир спит и видит от наших земель себе кусок отхватить! Подавится! Ты мне лучше скажи – до каких пор его разбойники на мои земли как к себе ходить будут? На Прочена напали – раз! У Светловоя пленных отбили – два! На смердов здешних приходили – три! И город мне сожгли – не много ли будет? За кого меня держат – за пень безответный? В эту же зиму собираю рать! Нет! Он мне город сжег – и я ему город сожгу! Поднимай дружину – пусть-ка их Трехдубье погорит! Будет Держимир знать – не на робких напал! Мало мой отец его отца бил! Так я добавлю!
– Смилуйся, княже! – ахнул потрясенный Кремень.
Никогда еще он не видел Велемога в таком неудержимом гневе. Гордый до обидчивости, нетерпимый ко всякому противоречию, славенский князь обычно владел своими чувствами, умел сдерживать порывы и трезво обдумывать решения. Но сейчас он был сам не свой: пылая жаждой мести, требовал немедленного похода на дрёмический берег и даже не помнил, что старый князь Молнеслав бил князя Творимира не меньше, чем тот бил его.
– Это же война! – втолковывал Кремень Велемогу. – Держимир-то не будет сложа руки сидеть! Чуть мы на тот берег ступим – нас у Трехдубья дружина встретит. Если он город сжег… – Кремень запнулся, потому что не верил в это, – то он к походу твоему лучше нашего готов.
– Не на таких напал! – сверкая глазами, твердил князь Велемог, похоже совсем не слушая воеводу. – Если мы не можем сейчас выступать – на что моя дружина годится?
– Вече на такую войну никогда согласия не даст! Пока нас не трогает никто, пока хлеба хватает, мужики воевать не пойдут!
– Стану я еще мужиков спрашивать! Войска не дадут – я с дружиной одной пойду, но этого дела так не оставлю!
– А как же свадьба? – напомнил Кремень и кивнул в сторону стоявшего в стороне Светловоя.
Князь Велемог не ответил, но изменился в лице, словно вспомнил о чем-то. Приободренный Кремень продолжал:
– Ты ведь, свет мой, сына женить собрался! Или забыл? А зачем невесту такую выбрал? Зачем мы парня со смолятической княжной сговорили – чтобы дрёмичи нас со Скородумом поодиночке сожрали? Хоть до свадьбы потерпи! А там и смолятичи своими полками нам помогут. Ведь Скородум обещал! Мы с полуночи, смолятичи с полудня – мы этого Держимира зажмем, как Сварог Змея клещами зажал! Тут ему, как в кощуне, и конец придет! А сломя голову бежать – только зря себя погубить.
Князь не ответил, но мстительный пыл в его глазах поугас. А Кремень продолжал:
– Что ты, кузнец пьяный, что ли? Ему в бок на торгу заехали, он и бьет со всего разворота, не глядя! Князю поспешность не к лицу. Сгоряча дров наломаешь! Ну, сожжешь ты ему Трехдубье, так прямо он тебе и заплакал и прощения попросил! Надо с толком, подумавши…
Не дослушав, князь Велемог кивком подозвал Светловоя. Оставив коня отроку, тот подошел.
– Когда выезжать думаешь? – спросил Велемог.
– До Велишина тут ехать дней с двадцать, – подал голос Кремень. Он знал, как тяжело Светловою говорить о поездке за невестой. – Уже деньков через семь можно и отправляться.
– Тогда вы успеете только после новогодья. Вы должны быть там раньше!
– Если раньше выехать – к солнцевороту приедем.
– Так и нужно!
– Да подумай, княже! Такое дело – женитьба! Разве можно от солнцеворота до новогодья ее начинать! Эдак нам нечисть невесту подменит! Вся жизнь наперекосяк пойдет!
Князь Велемог пресек речь воеводы таким презрительно-гневным взглядом, что Кремень умолк. Он понимал, когда можно спорить, а когда пора подчиниться.
– Вы поедете завтра! – решительно сказал князь. – К концу просинца я уже жду вас в Славене. С невестой. И смотрите – чтобы больше Держимир не…
Князь сжал зубы, словно ненавистное имя встало ему поперек горла. Ничего не добавив, он резко повернулся и пошел к своему коню.