К началу месяца листопада [65] три кметя были уже недалеко от истока Волоты, где начинались личивинские земли. По пути Тополю пришло в голову простое и надежное средство найти Огнеяра: не лезть в глухие леса, где можно вообще пропасть, не встретив ни друзей, ни даже врагов, а ехать к лесистой полосе ничейной земли, где пролегал волок между Волотой и Турьей. При князе Явиправе здесь был поставлен город Межень, защищавший волок, но после его смерти личивины отбили этот край опять и не пускали сюда говорлинов. Сами они тоже здесь не жили, но нередко их дружины выскакивали из лесов, грабили купцов или даже ближние поселения и снова исчезали в лесах.
– Раз волчьи морды теперь мыто собирают, стало быть, на волоке постоянно людей держат, – рассуждал Тополь. – У них и спросим, где их князя искать.
– Нашего князя! – поправлял Утреч.
– Если сразу не убьют! – ворчал Кречет, склонный все видеть в мрачном свете. Но Тополь и Утреч отмахивались от его предсказаний.
Осень уже изгоняла с лугов и лесов последние проблески зелени, по ночам становилось очень холодно. Но кмети ехали весь светлый день, не выбирая себе жилья для ночлега, и останавливались там, где их застигнет темнота, по очереди сторожили у костра, а с зарей трогались дальше, охотились по дороге. По обоим берегам Волоты тянулись безлюдные леса, но по берегам нередко встречались маленькие охотничьи избушки, черные пятна старых кострищ, оставшиеся от купеческих караванов. Этот путь был короче, и многие смелые купеческие дружины предпочитали его безопасному, но более длинному пути через Ветляну, Истир и Белезень.
Никто из троих кметей раньше здесь не бывал, но место прежнего города Меженя они узнали сразу. На треугольном мысу над ручьем стоял новенький срубный городок, сверкающий свежеошкуренными бревнами. Над рекой далеко разлетался запах свежей сосновой смолы. При виде его кметям захотелось протереть глаза: не Межень же воскрес из древней трухи? Новенький городок напоминал цыпленка, только что вылупившегося из яйца, – даже рыжие полоски стесанной коры, словно скорлупа, еще усеивали берег и шуршали под копытами коней.
– Того гляди, сам Явиправ навстречу выйдет! – ошалело пробормотал Утреч. – Вы как знаете, а я мертвецов до смерти боюсь!
– Не дрожи, не будет тебе Явиправа! – с издевкой ответил Кречет. – Лучше смотри – тут не Явиправ, а Метса-Пала хозяин.
Тополь протяжно присвистнул, разглядывая ворота городка, обращенные прямо к ним. Над сторожевой башенкой была укреплена огромная волчья морда – в сажень [66] шириной. Ее покрывали настоящие волчьи шкуры, а глаза были выкрашены красной охрой. При виде ее всем троим сначала стало жутко, а потом они, напротив, повеселели. Ведь красноглазого волка они и ищут.
Из башни их заметили. На забороле раздались торопливые шаги, зазвучали невнятные выкрики. Гостей было всего трое, но они выглядели грозно: рослые, сильные, в волчьих накидках, с длинными волосами, связанными в хвост, обвешанные блестящим оружием. Русоволосый Тополь ехал впереди, а по бокам его румяный Утреч с вьющимися, как у девушки, золотистыми кудряшками и Кречет с нахмуренными черными бровями, смуглый и черноглазый – точь-в-точь три небесных брата День, Утро и Вечер.
– Эй, кто хозяева? – крикнул Тополь, подъехав к воротам. – Отворяй!
– Вам что надо? – ломаным говорлинским языком крикнули сверху.
В проеме сторожевой башенки показался личивин с неизменной волчьей мордой на лице. Снизу можно было разглядеть его широкий рот со слабым подбородком, которого почти не прикрывала реденькая бороденка.
– Ваш князь надо, – уверенно ответил Тополь, невольно подстраиваясь под их исковерканный язык – а то еще не поймут. – Серебряный Волк, Метса-Пала!
На забороле послышался изумленный гул – такого личивины не ожидали.
– Зачем? – снова крикнул старший. – Он здесь нет. Он далеко.
– Покажи к нему дорогу! – потребовал Тополь. – Мы – его названые братья, мы едем, чтобы идти с ним в битву!
В проемах заборола появилось с полтора десятка личин. Казалось, даже мертвые звериные морды с удивлением и недоверием разглядывают незваных гостей. Их облик напоминал самого Серебряного Волка, их уверенный вид и смелые речи вызывали уважение. Но Метса-Пала ничего не говорил ни о каких названых братьях и не велел их ждать. А он все знает, что делается на свете.
– Он вас не ждать, – сказал наконец старший из личивинов. – И он не велел давать никто из дебричи дорога к нему.
– Не веришь? – возмутился Утреч. – А такое – слышал?
Не слушая предостерегающего окрика Кречета, он вскинул голову и протяжно завыл по-волчьи, затянул охотничью песню, которую так часто пел вместе с Огнеяром. Тополь и Кречет сначала невольно схватились за щиты, ожидая града стрел сверху – ведь Утреч объявил о нападении, – но тут же успокоились. Личивины слушали как завороженные. Да, это была песнь Метса-Пала.
– Ну, убедились? – крикнул Утреч, окончив.
– Да, вы из его стая. – Старший закивал мордой. – Мы дадим вам дорога к наш вожак.
В тот же день, не согласившись переночевать в новом Межене, кмети отправились в глубь личивинских земель. В провожатые им отрядили шестерых личивинов. «Ишь, зауважали! – посмеивался Утреч. – Двое на одного метят!» – «Берегут тебя, соловья сладкогласого!» – насмешливо отвечал Тополь. Но личивины и правда им не доверяли: каждую ночь двое оставались сторожить гостей. В первую же ночь Кречет, перед тем как лечь, вынул из-за пазухи маленькую костяную фигурку чура – человечка с туриной головой и большими выпученными глазами. Показав его личивинам, Кречет знаками объяснил, что чур не спит никогда и охраняет их ночью. Личивины понятливо закивали волчьими мордами и даже предложили чуру жирный кусочек мяса.
Путь маленького отряда пролегал по глухим лесам, по едва приметным тропам, иногда по руслам маленьких лесных речек. Часто встречались болота, вынуждая делать большой крюк, – хорошо хоть комариная пора миновала. Иной раз деревья стояли так густо, что путь коням приходилось прорубать.
– Ой, за какие же провинности их боги в такие дурные места загнали? – спрашивал Тополь, сочувственно поглядывая на личивинов.
– За то, что больно рылами страшны! – отвечал Утреч. – А вот что: у них и девки такие же страшные?
– Ой и гнилая же тут нечисть! – Кречет поднимал голову, оглядывал вершины деревьев, будто ждал, что кто-то прыгнет на него сверху, и придерживал за пазухой своего чура. – И оберегов не напасешься!
Однажды так и вышло – с вершины дуба прямо на плечи Тополю спрыгнула голодная рысь. И напоролась на копье, которое кметь вез за спиной острием вверх. От сильного толчка Тополь полетел с коня, рысь с распоротым брюхом дико выла и рвала в воздухе когтями, заливая человека своей кровью. Выхватив нож, Тополь перерезал хищнице горло. После этого он долго ругался, отмывая кровь и грязь из разорванных внутренностей со своей одежды и волос. А личивины устроили вокруг мертвой рыси целую пляску со множеством непонятных обрядов, вырвали у нее сердце и печень и торжественно поднесли Тополю. Тот с брезгливостью отказался, и тогда личивины съели и то и другое прямо сырыми, распевая песни. Один из них, знавший несколько говорлинских слов, кое-как растолковал кметям, что это не рысь, а колдун племени Рысей, который хотел погубить их. А убить его – великий подвиг.