Грюла замолчала, глядя огромными застывшими глазами на курган. Все это походило на пророчество, и пророчество далеко не доброе. Может, и правда лучше бы золоту мертвеца лежать в земле. Но дело сделано, назад ничего не вернешь.
– Мало проку от золота, зарытого в землю, – негромко возразил Вигмар. – Это копье лежало в могиле безо всякой пользы, а теперь послужит.
Грюла обернулась и посмотрела на него долгим безмолвным взглядом.
– От золота не много проку, пока оно спит, – наконец сказала она. – Но если проснется, то способно принести благо, а может причинить много зла. Поющее Жало звенит перед тем, как нанести смертельный удар. Ты слышал сегодня этот звон. Отныне каждый его удар, нанесенный тобой, будет посвящен мне. Я даю тебе силу, а ты делишься со мной добычей. Мне – духи убитых, а тебе… Ты сам возьмешь то, что тебе понадобится. А пока прощай.
Грюла повернулась и пошла прочь, с каждым шагом уменьшаясь в росте. Через десяток шагов она стала размером с ладонь, а потом совсем исчезла – ушла под землю, а в вереске и мелкой траве еще долго тлела дорожка из красных искр.
Вигмар поднял голову, огляделся. В долине все было как обычно, только он смотрел по-другому. Опираясь на крепкое древко Поющего Жала, он чувствовал себя очень сильным. Где-то ведь есть та земля, где была выкована чаша с бегущими оленями, и сейчас там какая-то другая девушка со смуглыми руками подносит чашу мужчине с косичкой в бороде. Вигмар не знал, где та земля, как зовется то племя и каких богов почитает, но границы мира для него раздвинулись шире, и даже знакомая с рождения долина изменилась. Теперь она была не просто частью Квиттингского Севера или даже Морского Пути, а частью всего земного мира, который оказался так велик, что даже не подберешь названия.
– Да ты меня совсем не слушаешь! – с обидой сказала Сольвейг.
Словно разбуженный ее голосом, Эрнольв обернулся. Четырнадцатилетняя Сольвейг, маленькая и сероглазая, в облаке длинных золотистых волос казалась похожей на светлого альва, случайно заглянувшего в каменистый Аскефьорд. Ее братья Сельви и Слагви чуть поодаль выбирали поставленные на ночь сети, а Сольвейг сидела на носу лодки и с упреком смотрела на Эрнольва.
– Я ведь не выдумываю, как ваша Ингирид, я всегда говорю правду, – продолжала девочка. – А завтра вас всех уже здесь не будет, и только норны знают, увидимся ли мы еще. Все может быть.
Эрнольв кивнул. Сольвейг ни в чем не походила на Ингирид – она не смеялась, не дразнила его, не морщилась при виде его уродливого лица, а обращалась с ним по-старому, как будто ничего не изменилось. Пока Халльмунд был жив, фру Ванбьерг надеялась со временем сосватать младшему сыну именно Сольвейг и даже намекала ее отцу, Стуре-Одду, что не сейчас, но будущей зимой или даже через зиму совсем неплохо бы справить свадьбу… Теперь же с этим покончено, и Эрнольв испытывал искреннюю и нежную грусть при мысли о том, что надолго расстается с такой хорошей девочкой. Давно ли он носил ее на своей спине, играя в «похищение великаном»? Ей это очень нравилось. И она совсем не боялась тролля из Дымной горы, возле которой стояла усадьба Стуре-Одда.
– Тебе вовсе незачем быть таким грустным, – продолжала Сольвейг. – Я слушала всю ночь и вчера, и сегодня тоже. Если бы вас ждал неудачный поход, то наш тролль обязательно дал бы знать. Он, знаешь, выходит каждую ночь и поет. Имен не называет, но поет. А ты такой хмурый, как будто он уже назвал тебя самого.
– Я… я как будто нездоров, – неохотно признался Эрнольв. – Меня то ли лихорадит… То ли я не знаю что. Погляжу на воду – то какое-то золото светится, то опять мертвец…
– Страшно? – с заинтересованным сочувствием спросила Сольвейг.
– А, теперь он рассказывает ей страшные саги! – решил Слагви, услышавший обрывок разговора.
– Пусть поболтают! – одобрил Сельви. – А то уплывем, и всю зиму ее будет веселить только старый тролль.
– Нет, сейчас вроде бы уже не страшно, – с сомнением, прислушиваясь к себе, ответил Эрнольв. – Как рассвело, так мне сразу полегчало. Знаешь, одним ударом… Как будто веревку разрубили. Или молния ударила.
Сольвейг понимающе кивнула. Ингирид непременно заметила бы, что его лихорадит от страха предстоящего похода, но Сольвейг была совсем не такой – умной не по годам, проницательной. Она слышала землю и богов не хуже самой Тордис, но не уставала от людей, а всегда и всем старалась помочь.
– Ой, смотри, – вдруг тихо, восторженно шепнула девушка, глядя в сторону далекого устья фьорда.
Позади них задушенно охнул Слагви и тихо просвистел его брат. Обернувшись, Эрнольв глянул и оторопел. Высоко на скале над блестящей водой фьорда, на фоне сероватого, розовеющего неба виднелся силуэт высокой, стройной девушки в блестящей черной кольчуге. Ее длинные, вьющиеся колечками черные волосы густой волной медленно стелились по ветру, огромные глаза горели ярким синим огнем, а рука со сверкающим мечом указывала на юг. Прибрежные горы, поросшие редким ельником, дремлющая вода фьорда, отливающая стальным блеском, красноватое, отражающее пролитую где-то кровь небо – все замерло в восторге перед величественной и прекрасной Всадницей Бури, посланной богами. Где-то вдали медленно и величаво перекатывались по облакам отзвуки грома.
Затаив дыхание, трое мужчин рассматривали чудесное видение, и им казалось, что прошла целая вечность. Но вот фигура валькирии побледнела и растаяла. Все осталось как прежде – горы, вода фьорда, рассветное небо. Только ее не было. Но Сольвейг продолжала смотреть, прижав руки к груди. По ее щекам текли слезы, а в глазах горел такой восторг перед красотой и мощью небесных миров, что сама она казалась гостьей оттуда. Мир, к которому стремилось ее сердце и который умели видеть ее глаза, потаенно жил в ней самой и отзывался светлым отблеском на всякий небесный луч.
– Это она… Она, Регинлейв! – благоговейно шептала Сольвейг. – Она вернулась! Вернулась! Теперь все будет хорошо!
– Но она же… – озадаченно начал Сельви.
– Ее же столько лет не видели! – окончил за него Слагви.
– Вы забыли, – упрекнула братьев Сольвейг, все не решаясь отвести глаз от высокой скалы. – Она ушла, потому что Торбранд конунг женился. А теперь кюна умерла, он опять свободен. И Регинлейв должна была вернуться. Она вернулась. Это и есть то знамение, которого конунг ждал, и все люди ждали. Боги теперь с нами. Поход будет удачным. И мы все еще увидимся!
Сольвейг всхлипнула, слезы побежали из ее глаз быстрее, как будто сердце не вмещало счастья. Она вдруг подпрыгнула, порывисто обняла Эрнольва за шею, торопливо поцеловала и побежала обнимать братьев.
– Она показалась нам, вам троим, вам троим! – нараспев, с восторгом твердила девочка. – Значит, вы все трое останетесь живы, все трое! Ах, как хорошо!
– Я бы скорее подумал… – начал было Слагви, но брат сделал свирепое лицо, и тот умолк. Сельви тоже скорее подумал бы, что валькирия показалась тем воинам, кого ей предстоит вскоре забрать в Валхаллу. Но глупые домыслы следует держать при себе и душить на корню. Оба брата были уверены, что Сольвейг сумеет истолковать знамение гораздо лучше них. Может быть, Регинлейв и хотела показаться именно ей, а им уж так, заодно.