– Ну, господа, занимайте свои места, и пусть каждый выскажет по данному поводу свои соображения, – предложил король.
Министры сели, и обсуждение продолжилось.
Пока обсуждение, подробности и результаты которого мы узнаем позднее, разворачивалось вокруг стола, покрытого зеленым сукном, на котором столько раз были поставлены судьбы Европы; пока г-н де Маранд, рядовой вольтижер во 2-м легионе, возвращается к себе, за весь день не проронив ни слова одобрения или осуждения, по которому можно было бы судить о его политических пристрастиях, потом стягивает мундир с торопливостью, свидетельствующей о его неприязни ко всему военному и, как если бы его заботил лишь большой бал, который он собирается дать в этот вечер, он сам руководит всеми приготовлениями к вечеру, – наши молодые герои, не видавшие Сальватора с тех пор, как он дал им последние указания перед смотром, поспешили, как и г-н де Маранд, сбросить униформу и собрались у Жюстена как у общего источника, чтобы узнать, как им лучше себя держать в непредсказуемых грядущих обстоятельствах.
Жюстен и сам ждал Сальватора.
Молодой человек пришел к девяти часам; он тоже успел переодеться и снова превратился в комиссионера. Судя по испарине, выступившей у него на лбу, а также высоко вздымавшейся груди, после возвращения со смотра он не терял времени даром.
– Ну что? – хором спросили четверо молодых людей, едва завидев Сальватора.
– Министры заседают, – ответил тот.
– По какому поводу?
– Обсуждают, как наказать славную национальную гвардию, которая позволила себе неповиновение.
– А когда станут известны результаты заседания?
– Как только будет какой-нибудь результат.
– Так у вас есть пропуск в Тюильри?
– Я могу пройти повсюду.
– Дьявольщина! – вскричал Жан Робер. – Как жаль, что я не могу ждать: у меня приглашение на бал, которое я не могу манкировать.
– Я тоже, – сказал Петрус.
– У госпожи де Маранд? – спросил Сальватор.
– Да! – с удивлением отвечали оба приятеля. – Как вы узнали?
– Я знаю все.
– Однако завтра на рассвете вы сообщите нам новости, не правда ли?
– Зачем же? Вы все узнаете нынче вечером.
– Мы же с Петрусом уходим к госпоже де Маранд…
– Вот у нее вы обо всем и услышите.
– Кто же нам передаст?..
– Я.
– Как?! Вы будете у госпожи де Маранд?
Сальватор лукаво улыбнулся.
– Не у госпожи, а у господина де Маранда.
С той же особенной улыбкой на устах он продолжал:
– Это мой банкир!
– Ах, черт побери! – бросил Людовик. – Я в отчаянии:
и зачем только я отказался от твоего приглашения, Жан Робер!
– А теперь уже поздно! – воскликнул тот и вытащил часы. – Половина десятого! Невозможно…
– Вы хотите пойти на бал к госпоже де Маранд? – спросил Сальватор.
– Да, – кивнул Людовик. – Я бы хотел нынешней ночью не расставаться со своими друзьями… Разве не должно что-то произойти с минуты на минуту?
– По-видимому, ничего особенного не произойдет, – возразил Сальватор. – Но это не причина, чтобы расставаться с вашими друзьями.
– Ничего не поделаешь, ведь у меня нет приглашения.
Лицо Сальватора осветила свойственная ему загадочная улыбка.
– Попросите нашего поэта представить вас, – предложил он.
– О, я не настолько вхож в дом… – запротестовал Жан Робер и едва заметно покраснел.
– В таком случае, – продолжал Сальватор, обратившись к Людовику, – попросите господина Жана Робера вписать ваше имя вот на этой карточке.
И он вынул из кармана отпечатанное приглашение, гласившее:
«Господин и госпожа де Маранд имеют честь пригласить господина… на вечер с танцами, который они дают в своем особняке на улице д'Артуа в воскресенье 29 апреля.
Париж. 20 апреля 1827 года».
Жан Робер взглянул на Сальватора с удивлением, граничившим с изумлением.
– Вы боитесь, что не узнают ваш почерк? – продолжал Сальватор. – Подайте-ка мне перо, Жюстен.
Жюстен протянул Сальватору перо. Тот вписал имя Людовика в приглашение, несколько изменив свой изящный аристократический почерк и выведя обычного размера буквы. Затем он протянул карточку молодому доктору.
– Вы сказали, что сами вы идете не к госпоже, а к господину де Маранду? – уточнил Жан Робер, обратившись к Сальватору.
– Совершенно верно.
– Как же мы встретимся?
– Действительно, ведь вы-то идете к госпоже! – продолжая улыбаться, молвил Сальватор.
– Я иду на бал, который дает мой друг, и не думаю, что на этом балу будут говорить о политике.
– Верно… Однако в половине двенадцатого, как только закончится выступление нашей бедняжки Кармелиты, начнется бал. А ровно в полночь в конце галереи, занятой под оранжерею, отворится дверь в кабинет господина де Маранда. Туда пропустят всех, кто скажет два слова: «Хартия» и «Шартр». Их нетрудно запомнить, не так ли?
– Нет.
– Вот мы обо всем и договорились. А теперь, если хотите успеть переодеться, чтобы в половине одиннадцатого быть в голубом будуаре, времени терять нельзя!
– У меня в коляске есть одно место, – предложил Петрус.
– Возьми Людовика! Вы – соседи, а я дойду к себе пешком, – сказал Жан Робер.
– Хорошо!
– Итак, в половине одиннадцатого в будуаре госпожи де Маранд, где будет петь Кармелита, – предупредил Петрус. – А в полночь – в кабинете господина де Маранда, где мы узнаем, что произошло в Тюильри.
И трое молодых людей, пожав руки Сальватору и Жюстену, удалились, оставив двух карбонариев с глазу на глаз.
Мы видели, как в одиннадцать часов Жан Робер, Петрус и Людовик собрались у г-жи де Маранд и аплодировали Кармелите. В половине двенадцатого, пока г-жа де Маранд и Регина приводили в чувство Кармелиту, молодые люди преподали Камиллу урок, о котором мы уже рассказали. Наконец, в полночь, пока г-н де Маранд, задержавшийся в будуаре, чтобы справиться о состоянии Кармелиты, галантно целовал руку своей жене и просил как величайшей милости позволения зайти после бала к ней в спальню, молодые люди проникли в кабинет банкира, назвав условный пароль: «Хартия» и «Шартр».
Там собрались все старейшие заговорщики из Гренобля, Бельфора, Сомюра и Ла-Рошели – словом, все, кто чудом уцелел: Лафайеты, Кеклены, Пажоли, Дермонкуры, Каррели, Гинары, Араго, Кавеньяки – и каждый из них представлял особое мнение, а все вместе они шли к великой цели.