– Встаньте, дитя мое, – попросил он. – Благодарите Бога, а не меня: только Он может даровать или забрать жизнь.
– Значит, это аббат Доминик проповедовал в Сен-Роке в тот день, когда ты хотел покончить с собой? – спросила Фрагола.
– Заряженный пистолет уже лежал у меня в кармане; я принял решение, еще какой-нибудь час – и меня не стало бы. Слова этого человека удержали меня на краю пропасти – я выжил.
– И вы благодарны Богу, что до сих пор живы?
– О да, от всей души! – молвил Сальватор, глядя на Фраголу. – Вот почему я вам сказал: «Отец мой! Чего бы вы ни пожелали, каким бы невероятным ни представлялось ваше желание, в какое бы время дня или ночи оно вас ни посетило, прежде чем обратиться к кому-то еще, постучите в мою дверь!»
– Как видите, я пришел к вам!
– Что вам угодно? Приказывайте!
– Вы верите, что мой отец невиновен?
– Да, я верю в это всем сердцем! Возможно, я помогу вам добыть доказательство его непричастности.
– У меня есть это доказательство! – отозвался монах.
– Вы надеетесь спасти отца?
– Я в этом уверен!
– Вам нужны моя сила и мой ум?
– Никто не сможет мне помочь в исполнении задуманного
– Чего же вы пришли просить у меня?
– Мне кажется, то, о чем я пришел просить, невозможно исполнить даже при вашем участии. Однако вы сказали, чтобы я пришел к вам за помощью в любом случае, и я счел своим долгом явиться.
– Скажите, чего вы хотите!
– Я должен нынче или самое позднее завтра получить аудиенцию у короля.. Как видите, друг мой, это вещь невозможная… для вас, во всяком случае.
Сальватор с улыбкой обратился к Фраголе:
– Голубка! Лети из ковчега и без оливковой ветви не возвращайся!
Не произнеся ни слова в ответ, Фрагола прошла в соседнюю комнату, надела шляпу с вуалью, набросила на плечи мантильку из английской материи, вернулась в столовую, подставила Сальватору лоб для поцелуя и вышла,
– Садитесь, отец мой! – пригласил молодой человек. – Через час вам назначат аудиенцию на сегодня или самое позднее на завтра.
Священник сел, поглядывая на Сальватора с удивлением, граничившим с растерянностью.
– Да кто же вы, – спросил он у Сальватора, – если под скромной личиной скрываются столь великие возможности?
– Отец мой! – отвечал Сальватор. – Я, как и вы, принужден шагать в одиночку по намеченному пути. Но если когданибудь я и расскажу историю своей жизни, то только вам.
Мастерская или, вернее, оранжерея Регины представляла собой в тот самый час, как аббат Доминик входил к Сальватору, то есть около десяти часов утра, соблазнительное зрелище: три девушки сошлись вместе на софе, а у них в ногах резвилась девчушка.
Наши читатели, несомненно, узнали этих девушек – графиню Рапт, г-жу де Маранд и Кармелиту, а девочкой, игравшей неподалеку, оказалась юная Пчелка.
Беспокоясь о том, как Кармелита провела ночь, Регина, проснувшись рано, послала Нанон узнать, как себя чувствует подруга, и поручила служанке привезти ее в экипаже, если здоровье позволит Кармелите провести утро в особняке Ламот-Гуданов.
Кармелита обладала несгибаемой силой воли, она не заставила себя ждать: только накинула на плечи шаль, села в карету и приехала к Регине.
Ей хотелось поблагодарить Регину за заботу, которую та проявила накануне, – вот чего прежде всего требовала ее душа, и усталость ее была не в счет.
А произошло следующее.
Когда около семи часов утра г-н де Маранд покинул спальню супруги, г-жа де Маранд попыталась заснуть, но безуспешно; это оказалось совершенно невозможно.
В восемь часов она поднялась, приняла ванну и послала к г-ну де Маранду спросить, может ли она навестить Кармелиту.
Господин де Маранд также не сомкнул глаз и уже работал; он позвонил и вместо ответа приказал заложить карету, а также передать кучеру, что тот поступает на все утро в распоряжение госпожи.
В десять часов г-жа де Маранд села в карету и приказала отвезти ее на улицу Турнон.
Она разминулась с Кармелитой, однако горничная, к счастью, знала, куда та отправилась. Кучер получил приказ отвезти свою хозяйку на бульвар Инвалидов, к графине Рапт.
Госпожа де Маранд приехала туда десять минут спустя после Кармелиты.
Когда Кармелита появилась в оранжерее, Пчелка стояла на коленях на табурете перед Региной и с кокетством, которое нетрудно было в ней предположить, расспрашивала сестру о проведенном накануне вечере во всех подробностях.
В ту минуту, как Регина стала рассказывать девочке об обмороке Кармелиты, – обмороке, который она объяснила духотой гостиных, Кармелита вошла, и девочка обвила ее шею, нежно поцеловала и спросила, как она себя чувствует У Регины было две причины послать Нанон к Кармелите:
справиться о ее здоровье, а если Кармелита приедет сама – сообщить о большом празднике в министерстве иностранных дел и передать приглашение на вечер: Кармелита могла по своему усмотрению явиться на вечер и как гостья, и как певица; она могла там выступить или не петь вовсе.
Кармелита приняла приглашение в качестве певицы; накануне у нее было нелегкое, но спасительное испытание, и теперь ей нечего было бояться. Никакой публики, даже министерской, она не робела, как бы далека ни была эта публика от искусства; ни один человек не мог больше испугать ту, что пела перед жутким призраком, явившимся ей на вечере у Марандов.
Итак, девушки договорились, что Кармелита отправится на этот бал как артистка, представленная и покровительствуемая Региной.
На том они и порешили, когда, в свою очередь, вошла г-жа де Маранд.
Обе подруги, как и Пчелка, горячо любившая г-жу де Маранд, радостно вскрикнули.
– А-а, вот и Бирюзовая фея! – воскликнула Пчелка.
У г-жи де Маранд были самые красивые в Париже украшения из бирюзы, вот почему Пчелка так ее прозвала, как называла она свою сестру феей Каритой из-за ее приключения с Розочкой; как называла она Кармелиту феей Славкой из-за ее восхитительного голоса, а Фраголу – феей Крошкой из-за ее небольшого роста и изящной шейки. Когда они собирались все вчетвером, Пчелка уверяла, что все королевство фей в полном составе.
Всем феям суждено было встретиться и в этот день: едва г-жа де Маранд обменялась поцелуем с двумя подругами и села подле них, как дверь отворилась и лакей доложил о Фраголе.
Три подруги устремились четвертой навстречу, ведь она появлялась реже остальных, и стали по очереди ее целовать, а Пчелка, которой не терпелось принять участие в общей радости, выкрикивала, прыгая вокруг подруг: