– Повтори, что ты сказал, Доминик! – в воодушевлении воскликнул корсиканец; его глаза засияли радостным блеском, когда он услышал пророческие и утешительные речи сына, не менее для него дорогие, чем брильянтовые брызги. – Повтори еще раз… Ты состоишь в каком-нибудь тайном обществе, не правда ли, и тебе открыто будущее?
– Я не состою ни в каком тайном обществе, отец, и если и знаю что-нибудь о будущем, то прочел это в книгах о прошлой жизни. Я не знаю, готовится ли какой-нибудь тайный заговор, однако мне известно, что мощный заговор зреет у всех на виду, средь бела дня: это заговор добра против зла, и двое сражающихся приготовились к бою, мир замер в ожидании… Живите, отец!
Живите!
– Да, Доминик! – вскричал г-н Сарранти, протягивая сыну руку. – Вы правы. Теперь я хочу жить, но разве это возможно?
Ведь я осужден!
– Отец! Это мое дело!
– Только не проси для меня снисхождения, Доминик!
Я ничего не хочу принимать от тех, кто двадцать лет воевал с Францией.
– Нет, отец! Положитесь на меня, и я спасу честь семьи. От вас требуется одно – подайте кассационную жалобу: невиновный не должен просить снисхождения.
– Что вы задумали, Доминик?
– Отец! Я никому не могу открыться.
– Это тайна?
– Да, ненарушимая и сокровенная.
– Даже отцу нельзя ее открыть?
– Даже отцу! – подтвердил Доминик.
– Не будем больше об этом говорить, сын… Когда я снова увижу вас?
– Через пятьдесят дней, отец… может быть, и раньше, но не позднее.
– Я не увижу вас полтора месяца? – ужаснулся г-н Сарранти.
Он начинал бояться смерти.
– Я отправляюсь пешком в далекое странствие… Прощайте! Я отправляюсь нынче вечером, через час, и не остановлюсь вплоть до самого возвращения… Благословите меня, отец!
На лице г-на Сарранти появилось выражение необычайного величия.
– Помогай тебе Бог в твоем тяжком странствии, благородная душа! – сказал он, простерев руки над головой сына. – Пусть Он хранит тебя от ловушек и предательств, пусть поможет отворить двери моей темницы независимо от того, выйду ли я к жизни или смерти!
Взяв в руки голову коленопреклоненного монаха, он с горделивой нежностью заглянул ему в лицо, поцеловал в лоб и указал на дверь, опасаясь, по-видимому, расплакаться от переполнявших его чувств.
Монах тоже почувствовал, что силы ему изменяют; он отвернулся, пряча от отца слезы, выступившие ему на глаза, и поспешно вышел.
Когда аббат Доминик выходил из Консьержери, пробило четыре часа.
У выхода монаха ждал Сальватор.
Молодой человек заметил, что аббат взволнован, и догадался, что творится в его душе; он понял: говорить о его отце значило бы бередить рану. Поэтому он ограничился вопросом:
– Что вы намерены предпринять?
– Отправляюсь в Рим.
– Когда?
– Как можно раньше.
– Вам нужен паспорт?
– Вероятно, паспортом мне могла бы послужить моя сутана, однако во избежание задержек в пути я бы предпочел иметь необходимые бумаги.
– Идемте за паспортом. Мы в двух шагах от Префектуры.
С моей помощью, надеюсь, вам не придется ждать.
Спустя пять минут они уже входили во двор Префектуры.
В ту минуту, как они переступали порог службы паспортов,, в темном коридоре на них налетел какой-то человек.
Сальватор узнал г-на Жакаля.
– Примите мои извинения, господин Сальватор, – проговорил полицейский, в свою очередь узнавая молодого человека. – На этот раз я вас не спрашиваю, какими судьбами вы здесь очутились.
– Отчего же, господин Жакаль.
– А я и так это знаю.
– Вам известно, что меня сюда привело?
– А разве в мои обязанности не входит все знать?
– Итак, я пришел сюда, господин Жакаль…
– За паспортом, дорогой господин Сальватор.
– Для себя? – засмеялся Сальватор.
– Нет… Для этого господина, – ответил г-н Жакаль, указав пальцем на монаха.
– Мы стоим на пороге службы паспортов. Брат Доминик пришел со мной Вы знаете, что мои занятия не позволяют мне уехать из Парижа. Стало быть, нетрудно догадаться, дорогой господин Жакаль, что я явился за паспортом для господина.
– Но я не только догадался, но и предвидел ваше желание.
– Ага! Предвидели…
– Да, насколько это позволительно при моей скромной прозорливости.
– Не понимаю.
– Сделайте одолжение и следуйте вместе с господином аббатом за мной, дорогой господин Сальватор! Возможно, тогда вы все поймете.
– Куда мы должны идти?
– В комнату, где выдают паспорта. Вы убедитесь, что бумаги господина аббата уже готовы!
– Готовы? – усомнился Сальватор.
– Ах ты Господи! Ну разумеется! – отозвался г-н Жакаль с добродушным видом, который он умел так хорошо на себя напускать.
– С описанием примет?
– Ну да! Не хватает лишь подписи господина аббата.
Они подошли к кабинету в глубине коридора напротив двери.
– Паспорт господина Сарранти! – приказал г-н Жакаль начальнику службы, сидевшему за решетчатой конторкой.
– Пожалуйте, сударь, – отвечал тот, подавая паспорт г-ну Жакалю, а тот передал его монаху.
– Все в порядке, не так ли? – продолжал г-н Жакаль, пока Доминик с удивлением разглядывал официальную бумагу.
– Да, сударь, – промолвил Сальватор. – Нам остается лишь получить визу у его преосвященства нунция.
– Это сделать просто, – заметил г-н Жакаль, запуская пальцы в табакерку и с вожделением втягивая понюшку табаку.
– Вы оказываете нам настоящую услугу, дорогой господин Жакаль, – признался Сальватор. – Не знаю, право, как выразить вам свою благодарность.
– Не будем больше об Этом говорить: друзья наших друзей – это наши друзья.
При этих словах г-н Жакаль повел плечами с таким добродушным видом, что Сальватор едва не поверил в его искренность.
В иные минуты он был готов принять г-на Жакаля за филантропа, занимающегося полицейским сыском из человеколюбия.
Но именно в это мгновение г-н Жакаль бросил исподлобья взгляд, свидетельствовавший о его родстве с животным, название которого отдаленно напоминало имя полицейского.
Сальватор знаком попросил Доминика подождать и произнес: