– Ну, ты скажешь! – Торвард усмехнулся, не подавая виду, что очень даже понимает. – Чем бы тут помог провожатый? Уж если набьют, так и с провожатым набьют.
– Ну все-таки…
Асольв Непризнанный и правда предлагал, чтобы кто-нибудь проводил их, но Торвард отказался. Он видел, что никому из квиттов не хочется приближаться к обиталищу последнего из квиттингских великанов. «Там живут злые чары…» Увидев в Стоячих Камнях призрак своей матери, Торвард стал гораздо лучше представлять себе эти самые «злые чары». Тот неподвижный, холодный, нечеловеческий дух, увиденный на сероватом лице молодой женщины, которой еще только предстояло стать его матерью, служил самым ярким знаком злых чар, потому что отрывал от человека человеческое и подчинял его власти совсем иной жизни. И все же не верилось, что это была она.
Неживое в человеке, человеческое в неживом… Халльмунд не отличался особой чувствительностью, но общий дух этой местности уловил верно – так же, как почти все в дружине. Горы, лес, кусты и камни, даже мох под ногами казались недобрыми, словно за всем этим стоял живой, дикий, но отчасти осмысленный дух. Высокие старые ели стояли плечом к плечу, почти одного роста, как отборное войско, толпились на взгорках, и каждая ель казалась великаном, который только притворяется деревом, только на миг застыл, пряча свой истинный облик под мороком, а сам все следит и следит за чужаками скрытым недобрым взглядом, смотрит и смотрит в спину… Сердце древнего Квиттинга билось уже где-то совсем близко; казалось, сама земля ощущает, как по ней ступают ноги чужаков, и она недовольна этим. Ветер полз сквозь ветки со змеиной осторожностью, как невидимый дух, кусты перешептывались, показывая ветками друг другу: вон они, вон они идут!
Призрак матери не шел у Торварда из ума и постоянно стоял перед глазами. В том сероватом лице жил дух скал и долин, а теперь со скал и склонов на него смотрело то же самое лицо. Ведьма Хёрдис ушла из Медного леса, но сам он остался.
Ночевали под открытым небом у костров. Все было тихо, но Торварду плохо спалось. В полудреме он видел все то же, что и наяву: косой склон горы, покрытый густой растительностью, а между деревьями медленно двигалось нечто вроде маленькой, в человеческий рост, елочки. Странное создание не давало себя разглядеть: то елочка расплывалась и превращалась в темное пятно, просто дыру в живой ткани бытия, а то из-под ветвей проступало очертание человеческого тела, окутанного длинными тускло-рыжими волосами. В нем не было заметно явной угрозы, но его зыбкость, подвижность, расплывчатость пугали, наполняли душу жутью, и Торвард часто просыпался, каждый раз в холодном поту. Он вставал, ходил взад-вперед у костров, переговаривался с дозорными, потом опять ложился и опять видел тот же сон. Маленькое косматое существо, одетое в неряшливые шкуры, двигалось спиной к нему через редкий лесок, не показывая лица, придерживаясь искривленной рукой за каждый ствол по пути, как будто на ощупь считало их… Хотелось увидеть его лицо, но при мысли о нем пронзало чувство жути. Эта ночь вымотала больше, чем пеший переход, и Торвард с тоской мечтал о том, чтобы скорее наступило утро.
Второй день пути выдался сумрачным, пасмурным и тихим. Впереди виднелась Пещерная гора, и до нее можно было добраться еще сегодня, но Асольв описал Торварду одну полянку на склоне, возле маленького зеленого водопада, и заклинал остановиться там, чтобы достигнуть Пещерной горы на третий день к полудню, когда солнце в наибольшей силе, а всякая нечисть слаба. Тогда, по уверениям Асольва, пребывание возле Великаньей пещеры будет наиболее безопасно. Находиться возле нее в темноте и тем более ночевать Асольв очень и очень не советовал. И Торвард собирался внять его совету. Он уже двенадцать лет был взрослым и давно растратил глупый мальчишеский задор.
Когда дошли до полянки у водопада, отвечавшей описанию Асольва, до темноты оставалось еще довольно много времени, но Торвард велел устраиваться на ночь. Пока варилась каша, Торвард решил взобраться на скалу, посмотреть дорогу дальше. Пещерная гора, хорошо видная отсюда, казалось, тянула к себе. Была она не выше и не круче окружавших ее гор, вот только леса на ней почти не росло, а на середине северного склона виднелась длинная, широкая щель пещеры, черный провал, ворота в Свартальвхейм. Казалось, невидимые глаза смотрят через эту щель, сторожат добычу. В Пещерной горе сквозил особый, глубоко скрытый и очень сильный дух. Торварду вспомнилась Кузнечная гора, к которой его водила Альдона: между этими двумя горами чувствовалось что-то общее, но только Смидирберг дышала не угрозой, а теплой, мощной, благотворной силой. Они были как светлый и темный альв – нечто весьма отличное от человека, но не схожее между собой.
Торвард шел вверх по склону горы через мелкий редкий сосняк и вдруг заметил, что кто-то идет ему навстречу. Этот кто-то был маленький и косматый; Торвард вздрогнул и остановился, и то существо тоже мгновенно остановилось. Торвард вгляделся: перед ним стояла елочка ростом с маленькую женщину. Внутри что-то дрогнуло, Торвард застыл на месте, напряженно рассматривая ее: елочка была как елочка, но до странности напоминала его ночной сон. Та самая елочка-морок вышла из сна прямо в явь и двигалась ему навстречу. Торвард упрямо двинулся дальше, не сводя глаз со странного деревца и готовый к любым его превращениям. Рука его лежала на рукояти меча, отлитой в виде молота: Тор Гроза Великанов не оставил его одного в этом неприятном месте.
Елочка снова пошла ему навстречу, но едва Торвард остановился, как она исчезла с глаз. Торвард резко обернулся, глянул по сторонам, словно боялся нападения сзади. Страха не было, была только острая настороженность и желание разобраться в причудах этого замороченного леса.
Елочка нашлась шагах в десяти сбоку и чуть выше по склону. У Торварда мелькнуло впечатление, что у нее оробевший и смущенный вид. Она как будто не ждала, что человек так решительно пойдет ей навстречу, и теперь сама испугалась, захотела уйти с дороги. И вот тут Торвард встревожился, что она и вправду уйдет, а он останется как последний дурак протирать глаза и гадать, померещилось ему или нет. Он торопливо шагнул прямо к ней, и елочка на глазах у него метнулась назад, уже не притворяясь простым деревом, быстро побежала вверх, прыгая по рыжим выступам скал с таким проворством и ловкостью, как будто под нижними ветками у нее пряталось не меньше восьми ног. Торвард бегом бросился за ней, оленьими прыжками одолевая скальные уступы, и на бегу крикнул:
– Не бойся!
Ничего лучше не пришло ему в голову. Но елочка и правда остановилась. Теперь она стояла на выступе скалы чуть выше Торварда, шагах в пяти. Но это была уже не елочка, а маленькая женщина, девушка с распущенными тускло-рыжими волосами цвета засохшей еловой хвои, в косматой накидке из волчьего меха. Девушка прижималась спиной к скале, будто ей грозила опасность, и Торвард видел ее лицо – маленькое личико с мелкими острыми чертами, с выражением настороженной враждебности. Большие, желтые, ярко горящие глаза смотрели прямо на Торварда, и в первое мгновение он зажмурился, как будто в лицо ему полыхнуло огнем. Взгляд этих диких, острых глаз резал и жег; Торварду мельком вспомнилась Альдона на тропе среди елей, ее испуг, ее слова о нечеловеческом желтоглазом лице. «Оно смотрело на тебя, Торвард ярл…» Несомненно, это и есть то самое лицо. И Торвард сразу понял две вещи: что Альдоне не померещилось и что странное создание преследует именно его. Он даже на миг не подумал об этом существе как о человеке: с бледного человеческого лица на него смотрели холодные, дикие глаза самого Медного леса.