— Прежнего уже не вернешь.
— Вернешь, и еще как! Как только вы снова будете вместе, Вэнион обо всем забудет. — Келтэн взял ее маленькие руки в свои громадные лапищи, перевернул и нежно поцеловал ладони. — Для того-то, матушка, и существует любовь. Все мы делаем ошибки. Те, кто любит нас, прощают все. Те, кто не прощает… какое нам до них дело, верно?
— Да, но…
— Никаких «но», Сефрения. Это так просто, что даже я в состоянии понять. Мы с Алиэн доверяем своим чувствам, и выходит очень даже недурно. Ни к чему логические выкладки, когда имеешь дело с такой простой вещью, как любовь.
— Ты такой хороший, Келтэн. Светловолосый пандионец слегка смутился.
— Ну, это вряд ли, — с горечью ответил он. — Я слишком много ем и пью. Я не очень-то утонченный и не могу довести до конца самую простую мысль. Господь свидетель, я скопище недостатков, но Алиэн знает о них и прощает их. Она понимает, что я всего лишь солдат, и не ждет от меня слишком многого. Так как же насчет чашечки чаю?
— Это было бы прекрасно, — слабо улыбнулась она.
— Вот это уже настоящая неожиданность! — воскликнул Вэнион. — Но почему именно Мартэл?
— Заласта понимал, что изо всех пандионцев Мартэл самый достойный противник Анакхи, — отвечала Ксанетия, — а стремление Мартэла к запретным тайнам выдало Заласте его слабую сторону. Стирик притворился невежественным и алчным земохцем и с видимой жадностью принял у Мартэла золото. Так извратил он душу дерзкого молодого пандионца, покуда не осталось для него возврата.
— И все это время Заласта изображал посланца Отта? — спросил Бевьер.
— Именно так, сэр рыцарь. Он служил замыслам Отта постольку, поскольку ему это было выгодно, однако душа его принадлежала лишь ему самому. Воистину, совратил он первосвященника Энниаса и пандионца Мартэла ради собственных целей, и все они устремлялись к тому дню, когда Анакха возьмет в руки Беллиом.
— Однако не Анакха первым взял в руки Беллиом, анара. То была Афраэль, и никакие помыслы Заласты не принимали в расчет такого поворота событий.
Все разом обернулись на звук знакомого голоса. Сефрения с лицом, все еще искаженным болью, стояла в дверях гостиной. За ее спиной маячил Келтэн.
— Заласта мог бы отнять камень у Спархока, но не у Афраэли. Тогда-то все его планы и рухнули окончательно. Он не мог заставить себя поверить, что кто-нибудь — даже бог — способен добровольно отдать Беллиом другому. Быть может, в один прекрасный день мне удастся втолковать ему, что такое возможно.
— Я проникала в разум Заласты, Сефрения из Илары, — сказала Ксанетия. — Он не в силах постичь подобного деяния.
— Я заставлю его понять, анара, — мрачно ответила Сефрения. — У меня есть вот эта шайка эленийских дикарей, которые любят меня, — во всяком случае, они так утверждают. Уверена, что если я хорошенько их попрошу, они вобьют в голову Заласты это понимание.
И она улыбнулась слабой болезненной улыбкой.
Элана поднялась с кресла, подошла к Сефрении и поцеловала ее ладони в стирикском приветствии. Спархок часто дивился тому, как его юная жена инстинктивно угадывала, что именно нужно сделать в данную минуту.
— Мы соскучились без тебя, матушка, — сказала она. — Тебе лучше?
Губы Сефрении дрогнули в едва заметной улыбке.
— Собственно говоря, Элана, что ты понимаешь под словом «лучше»? — Она внимательно взглянула на светловолосую королеву. — Тебе нужно побольше спать. — Даже сейчас Сефрения по привычке заботилась обо всех окружающих.
— Ты и сама выглядишь утомленной, — ответила Элана, — и полагаю, у нас обеих есть на то причины.
— О да. — Сефрения оглядела слегка обеспокоенные лица своих друзей. — О, прекратите, — сказала она. — Я не собираюсь закатывать истерику. Я вела себя дурно. — Она ласково погладила по щеке Келтэна. — Мой бесцеремонный друг говорит, что это неважно, но я все равно хочу принести вам свои извинения.
— У тебя было достаточно причин сердиться, — сказал Спархок. — Мы обошлись с тобой круто.
— Это меня не оправдывает, дорогой. — Она глубоко вдохнула, расправила плечи и с видом человека, исполняющего неприятную обязанность, пересекла комнату и остановилась перед Ксанетией.
— У нас нет причин любить друг друга, анара, — сказала она, — но мы можем, по крайней мере, сохранять вежливые отношения. Я этого не сделала. Извини.
— Твоя отвага достойна уважения, Сефрения из Илары. Признаюсь, что мне трудно было бы последовать твоему примеру и признать свою вину перед врагом.
— А что, собственно, сделал сэр Келтэн, чтобы привести тебя сюда, леди Сефрения? — с любопытством спросил Сарабиан. — Ты пребывала в глубочайшем отчаянии, а Келтэн, сдается мне, не слишком подходит на роль утешителя.
— Ты говоришь так, потому что плохо знаешь его, Сарабиан. У него огромное сердце, и он весьма непосредственно проявляет свои чувства. Он вышиб ногой дверь моей комнаты и силой вынудил меня смириться с его присутствием. — Она мгновение помолчала, размышляя. — Собственно говоря, все, что он сделал, — заключил меня в свои медвежьи объятия и без устали повторял, что любит меня. Он говорил это вновь и вновь, и всякий раз его слова поражали меня в самое сердце. Эленийцы отменно умеют добиваться своего силой. Я кричала на него, но он не обратил на это внимания. Тогда я попыталась ударить его, но бить Келтэна — все равно что молотить кулаками по кирпичу. Я даже плакала — мне всегда хорошо удавались слезы — но все, что он сделал, — предложил мне чашечку чаю. — Сефрения пожала плечами. — В конце концов я поняла, что он и в самом деле любит меня и будет любить, что бы я ни натворила, и поняла, что и впрямь сваляла дурака, а посему я здесь. — Она улыбнулась Алиэн. — Не знаю, понимаешь ли ты это, дорогая, но ты, быть может, счастливейшая женщина в мире. Смотри, не упусти его.
— Не беспокойся, леди Сефрения, — ответила кроткая девушка, розовея от смущения.
Сефрения огляделась с неожиданно деловитым видом.
— Уверена, что у нас найдутся более важные темы для разговора, нежели мои недавние истерики. Я много пропустила?
— Не слишком, дорогая сестра, — промурлыкал Стрейджен. — Мы как раз установили, что Заласта повинен почти в каждом бедствии в человеческой истории со времен первого грехопадения. Его причастность к этой истории пока еще не доказана.