— И чем же ты намерена заняться? Что именно ты собираешься уладить?
— Смотри, Спархок, — ответила она, — смотри и учись.
— Так не годится, Келтэн, — с безнадежной грустью ответила Алиэн. Они шли через подъемный мост, неподалеку от Спархока и Данаи.
— Что значит «не годится»?
— Ты рыцарь, а я — простая крестьянка. Почему мы не можем оставить все как есть?
— Потому что я хочу, чтобы ты стала моей женой. Алиэн нежно погладила его по щеке.
— И я отдала бы все, только бы стать твоей женой, но это невозможно.
— Хотел бы я знать почему.
— Я уже говорила тебе почему. У нас слишком разное происхождение. Крестьянка не может быть женой рыцаря. Люди будут насмехаться над нами и говорить обо мне гадости.
— В первый и в последний раз, — объявил он, стискивая кулак.
— Любовь моя, нельзя же драться со всем миром, — вздохнула она.
— Еще как можно — особенно если мир, о котором ты говоришь, состоит из вертопрахов, которыми кишит двор в Симмуре. Я таких могу убить дюжину до завтрака.
— Нет! — сказала она резко. — Никаких убийств! Меня возненавидят. У нас не будет друзей. Тебе-то не страшно — ты все время будешь там, куда тебя пошлет принц Спархок или лорд Вэнион, но я-то останусь совершенно одна. Я этого не вынесу.
— Я хочу жениться на тебе! — почти прокричал он.
— Это было бы венцом моей жизни, дорогой, — вздохнула она, — только это невозможно.
— Спархок, — сказала вслух Даная, — я хочу, чтобы ты это уладил.
— Тише. Они нас услышат.
— Не услышат, Спархок, — и, кстати говоря, не увидят.
— Ты используешь чары?
— Разумеется. Это небольшое, но весьма полезное заклинание делает так, что на нас не обращают вни мания. Они вроде бы и знают, что мы здесь, но это ускользает от их сознания.
— Понимаю. Это, стало быть, способ обойти нравственный запрет на подслушивание?
— Да о чем ты говоришь, Спархок? У меня нет и не было никаких нравственных запретов на подслушивание. Я всегда подслушиваю. Как бы еще я следила за тем, чем занимаются смертные? Скажи маме, чтобы дала Алиэн титул, — тогда Келтэн сможет жениться на ней. Я бы и сама это сделала, но я очень занята. Займись этим сам.
— Так вот что, значит, ты собиралась улаживать!
— Разумеется. Не трать время на глупые вопросы, Спархок. Нам сегодня еще очень многое нужно успеть.
— Я люблю тебя, Берит-рыцарь, — чуть печально говорила императрица Элисун, — но и его тоже люблю.
— И скольких еще ты любишь, Элисун? — едко спросил Берит.
— Я сбилась со счета, — пожала плечами полунагая императрица. — Сарабиан не против, так отчего тебя это так трогает?
— Значит, между нами все кончено? Ты не хочешь больше меня видеть?
— Не говори глупостей, Берит-рыцарь. Конечно же, я хочу тебя видеть — и чем чаще, тем лучше. Просто время от времени я буду видеться и с ним. Я совсем не обязана говорить тебе об этом, но ты такой милый, что мне не хочется втихомолку, за твоей спиной… — Она замялась, подыскивая слово.
— Изменять мне? — уточнил он напрямик.
— Я никогда и никому не изменяю, — сердито сказала Элисун. — Сейчас же возьми назад это слово. При дворе нет никого вернее меня. Я храню верность по меньшей мере десяти мужчинам одновременно.
Берит вдруг разразился смехом.
— Что ты нашел смешного в моих словах? — осведомилась она.
— Ничего, Элисун, — ответил он с неподдельной нежностью. — Ты такая славная, что я не мог сдержаться.
Элисун вздохнула.
— Мне было бы намного проще, если бы вы, мужчины, не относились к этим делам так серьезно. Любовь — это развлечение, а вы все норовите хмуриться, сердиться и размахивать руками. Полюби кого-нибудь еще, я не против. Если все счастливы, какое имеет значение, кто именно сделал их счастливыми?
Берит улыбнулся.
— Ты ведь любишь меня, Берит-рыцарь?
— Конечно, Элисун.
— Ну вот. Стало быть, все в порядке?
— В чем тут дело? — спросил Спархок у своей дочери. Они стояли совсем рядом с Беритом и Элисун — настолько рядом, что Спархок испытывал некоторую неловкость.
— Берит чересчур сильно увлекся нашей полунагой подружкой, — ответила Даная. — Он уже научился всему, чему она могла его научить, так что пора их нежной дружбе немного охладиться. У меня на его счет другие планы.
— Тебе когда-нибудь приходило в голову, что у него могут быть и собственные планы?
— Не говори глупостей, Спархок. Он бы только все испортил. Я всегда сама забочусь о таких вещах. У меня это выходит лучше всего. Давай-ка поспешим. Я хочу присмотреть за Крингом и Миртаи. Он собирается сказать ей кое-что, что совсем ее не обрадует, и я хочу быть поблизости на случай, если она выйдет из себя.
Кринг и Миртаи сидели на лужайке под огромным деревом, пылавшим яркими осенними красками. Миртаи только что открыла корзину, которую доставили из кухни, и разглядывала ее содержимое.
— Какая-то мертвая птица, — сообщила она. Кринг скорчил гримасу.
— Вполне цивилизованная еда, — объявил он, изо всех сил притворяясь, что его это устраивает.
— Мы оба воины, любовь моя, — сказала Миртаи, которую содержимое корзины порадовало ничуть не меньше, чем Кринга. — Нам надлежит есть сырое мясо.
— Стрейджен как-то говорил мне, что ты в молодости съела волка, — вспомнил вдруг Кринг давнишний рассказ талесийца.
— Это правда, — просто ответила она.
— Ты действительно съела волка? — Кринг был потрясен. — Я думал, что Стрейджен дурачит меня.
— Я была голодна, — пожала плечами Миртаи, — и мне некогда было охотиться. Волк был не очень вкусный, наверное потому, что сырой. Если б у меня было время поджарить мясо, может быть, оно оказалось бы повкуснее.
— Ты странная женщина, любовь моя.
— Но ведь именно поэтому ты меня и любишь, верно?