Я вернулась в комнату и… едва не задохнулась от отвратного запаха.
– Кто разлил по полу протухшую цветочную воду из вазы?! Как я теперь в этой комнате спать буду?! – взвыла я, выскакивая наружу.
– Зато они к вам ближе не сунулись, – заявила довольная Меган. – Здорово я придумала, ведь правда же?!
С Джонатаном я объяснилась на следующий день, когда дружки супруга уехали восвояси.
Его светлость герцог Коненталь схватился за сердце, когда главный казначей лорд Аберель предоставил наградные списки офицеров, участвовавших в Обвальдской битве. Всех их, около полутора сотен человек, следовало наградить из специально учрежденного негосударственного трастового фонда Верингофов. И пусть Кларенс похитил только часть средств, где-то треть, однако урон, нанесенный фонду, оказывался невосполним. А тут предстояла такая огромная выплата!
На следующий день, когда пришло требование от короля предъявить отчетность о деятельности фонда, герцогу стало совсем плохо, и он слег. Два дня доктора не отходили от его постели, опасаясь апоплексического удара, но все обошлось.
Когда на следующую неделю после долгого отсутствия Кларенс как ни в чем не бывало заявился домой, Коненталь даже спрашивать не стал, почему тот не поехал за женой. На это у него попросту не хватило душевных сил.
А еще через неделю, когда склоки на тему фонда достигли апогея и его светлость всерьез стал задумываться об отставке, в дом явились друзья племянника, но с визитом не к Кларенсу, а к самому Коненталю. Не в силах удивляться, герцог принял их.
К нему в кабинет зашли Мартин Истбрук и Натан Коель. Мартин, русоволосый парень, а Натан, чем-то отдаленно напоминающий его сына Себастьяна, были ребятами замечательными, и герцог знал их с детства.
Сначала он расспросил про их родителей и только потом поинтересовался, что же привело к нему молодых людей. И от того, что они поведали, герцогу вновь стало плохо.
Еще пару дней спустя, когда его светлость смог спускаться из комнаты, он наконец-то поймал Кларенса.
– Ты знаешь, что твоя супруга больна?! – спросил он.
На что тот весьма зло ответил:
– Да неужели?! То есть я скоро стану вдовцом? Вот счастье-то… Венок ей, что ли, на могилку прислать заранее?..
И тогда герцог не выдержал. Махнув на племянника и его несчастную супругу рукой и выдав через помощников свое высочайшее разрешение на расследование растраты в фонде, подал в отставку по состоянию здоровья.
Себастьян возвращался в столицу. Дела у его преосвященства епископа Тумбони вроде бы сдвинулись с места, промышленники согласились встретиться с ним в полном составе. Находиться в Рейвеле Себастьяну уже не было никакого смысла, все зависящее от него он выполнил, поднял все связи, поручил кучу дел агентам и теперь со спокойной совестью ехал домой. Погода была чудесной, дорога ровной, а сопровождающие его гвардейцы переговаривались между собой, порой подтрунивая друг над другом. Вроде все было хорошо, можно даже сказать, отлично, однако что-то нет-нет, да порой тревожило Себастьяна. В принципе, если подумать, он мог бы себе ответить, а точнее, признаться, но как раз до сути докапываться не хотелось.
Когда планировалась поездка его преосвященства в Рейвель и отец, узнав о ней, попросил сына заехать на обратном пути и силой забрать Аннель из усадьбы, уже тогда Себастьян стал ощущать незначительное беспокойство. А теперь, после того как он все переиначил (конечно же, выполняя только волю короля) и, захватив весьма внушительную сумму из своих денег, направился в усадьбу по дороге в Рейвель, все окончательно смешалось.
Даже не верилось в то, что смогла сотворить Аннель в запущенной усадьбе, хоть Себастьян и увидел все собственными глазами. Девушка вложила столько сил, столько старания… Даже нелепый наряд, в котором он в первый раз заметил ее на дороге, лишь подчеркивал ее стремления. Ни одна из известных ему леди не стала бы вот так надрываться от зари до зари наравне со слугами, имея при этом в кармане почти сто монет золотом. Да чего там?! Ни одна известная леди не отказалась бы от предложения отца. Те бы, поняв, что нужно герцогу, выторговали бы у него для себя еще какие-нибудь блага и отправились бы с Кларенсом на моря. А Аннель не поехала.
И теперь Себастьян возвращался домой и все думал, заехать вновь на денек-другой в усадьбу или нет? С одной стороны, он узнает, что еще сумела сотворить эта предприимчивая леди, а с другой – опять-таки выполнит поручение его величества и присмотрит за ней. И может, даже… Нет, только поручение его величества, только оно толкает его в Адольдаг, а не что-либо другое.
Одолеваемый подобными мыслями, когда до усадьбы оставалось рукой подать, маркиз распрощался с гвардейцами сопровождения. Приказав им отправляться обратно в столицу с депешей, сам он свернул на проселочную дорогу и пустил жеребца быстрой рысью.
Суматоха после визита друзей Кларенса наконец-то улеглась, однако мне еще долго пришлось объяснять отцу Митчеллу, а в особенности Джонатану, почему я так сделала.
– Аннель, не может же быть, чтобы ваш супруг был такой уж тиран! – все повторял пресвитер, словно я не рассказывала ему, что да как.
В ответ я всего лишь разводила руками.
– Вы ведь вступили в брак перед Богом и людьми! – продолжал святой отец. – Ведь вы же по своей воле… Он же по своей воле…
– Вы же прекрасно слышали, что говорил тогда епископ Тумбони. Брак этот…
Джонатан же допытывался о несколько иных вещах:
– Вы совсем не любите его, Аннель? Ни капельки?
– Нет, – качала я головой, повторяя, наверное, в сотый раз.
– Значит, ваше сердце свободно?
– О да, Джонатан, оно свободно… даже и по сей день.
Однако, как всегда, последних слов баронет предпочел не услышать. Он все плотнее осаждал меня, а я уже готовилась сдаться. Джонатан – порядочный человек и, я подозревала, будет отличным любовником. Будучи в этих делах не совсем новичком, опыта я большого не имела. Прежде у меня был всего один мужчина, за которого я по глупости едва не выскочила замуж… До сих пор рада, что не выскочила!
Все мои домочадцы ничего мне про наши встречи и прогулки не говорили, однако неодобрения ни у кого, кроме Дейдры, я не замечала. Меган, несмотря на Питера, так и вовсе тоскливо вздыхала, глядя на баронета, как поклонница, которая вздыхает, рассматривая постер любимой звезды.
Наступила середина августа. По утрам становилось холоднее, помидоры поспевали вовсю, а огурцы, наоборот, отходили. Я скоро планировала начать заготовку лечо, икры и всего прочего, для чего требовался томатный сок или паста. Ну а пока было свободное время, и я проводила его с Джонатаном.
И вот сегодня мы пили чай в доме (на улице был уж очень неприятный и промозглый ветер, обещавший затяжной дождь), все куда-то разошлись, дети унеслись по каким-то своим делам в деревню, и мы остались в доме практически одни. Лишь на заднем дворе старший мистер Гивел палил небольшой костерок, и от этого через неплотно прикрытые оконные рамы тянуло дымком.