Обработанный такой мощной артподготовкой, я смог лишь помотать головой.
— Но ты мог хотя бы надеяться. Хотя бы предполагать, что однажды я появлюсь и освещу мрак твоей жизни своими лучами… Ну?
— Э…
Волшебница всплеснула руками.
— Как мне все это знакомо! Снова я застаю тебя разбитым, снова ты похож на умирающую каракатицу, Браул! Знаешь, это даже неприлично. Как бы я хотела хотя бы раз увидеть тебя сияющим, как медный таз, готовым ну хотя бы не к подвигам, а к обычной прогулке!
— Дорогуша, я бы рад, но ты же знаешь…
— Что?
— Жестокая судьба…
— Плохое оправдание собственной лени! — отрезала девица и уселась на стул, расправляя складки пышной юбки. — Боюсь, мне придется заняться твоим перевоспитанием. С той поры как ты отвоевал у Эльфриды право на полнейшую самостоятельность, ты совсем распустился. Неужели тебе нравится жизнь виноградной улитки?
— Ну да…
— «Ну да»! «Ну да»! — передразнила Гермиона, — Ты бы себя послушал! Да ты просто бактерия, инфузория или как там ее еще называют. Твои потребности сводятся к самым простейшим, и мне стыдно, что ты мой брат!
Я напустил на себя аристократическую холодность, в ответ волшебница раздула скоппендэйловские ноздри. Мои гримасы ее ничуть не смущали.
— Прежде всего тебе необходимо совершать утренние пробежки! Вокруг дома. Кругов десять перед завтраком.
Я онемел.
— Чего совершать? Пробежки? Ты хочешь, чтобы я, аристократ, голубая кровь, элита королевства, носился по утрам вокруг дома?
— А что? Так многие молодые мужчины делают!
— Они, должно быть, рехнулись. Передай им, что я этого не одобряю.
— Браул, физические упражнения закаляют тело и дух!
— Но я не хочу закалять тело и дух! Мне и так хорошо!
По спине моей побежали мурашки, совсем как те молодые люди, о которых говорила Гермиона.
— Браул, ты не понимаешь! Ныне другие времена, невозможно оставаться в стороне от бурных событий нашего века! Это просто бестактно!
Я скрестил руки на груди.
— Пусть бурные события века обходятся без меня!
— Так и знала, что ты выдашь что-нибудь эдакое. Ты невыносим!
— Никуда меня выносить не надо. Я у себя дома и, кажется, никому не мешаю.
— Но так нельзя! — Гермиона хлопнула обеими руками по своей юбке. — Когда все вокруг меня спрашивают, как поживает Браул, как идут его дела, я теряюсь и не знаю, что ответить. Отшучиваюсь. Не могу же я прямо заявить, что ты безвылазно сидишь в своей берлоге и покрываешься мхами и лишайниками. Общество изменилось, оно уже не такое, как раньше. Прогресс катится вперед, и ты рискуешь отстать настолько, что про тебя просто-напросто забудут!
— Ну и пусть! Лишь бы не досаждали мне просьбами о помощи.
— Ты — сухарь! Бездушное бревно!
— А ты — напичканная вздорными идеями современная девушка!
Гермиона расхохоталась:
— Браул, ты сделал мне комплимент.
— Да? Зараза!
— Только вместо слова «напичканная» я бы употребила «напитанная».
— Вот погоди, — рассвирепел я, — соберусь с мыслями и употреблю такое…
Снова смех, звонкий, словно колокольчик. Я хмуро смотрел на нее, размышляя, как быстро в последнее время прогрессивные идеи проникают в нашу среду. Девицы теперь вооружены на все случаи жизни — на зуб им не попадайся, ибо рискуешь получить в лоб какой-нибудь новомодной теорией, касающейся общественного устройства или взаимоотношения полов. Вот и Гермиона стала одной из прогрессивных. И, по всей видимости, утренние пробежки она на полном серьезе считает делом полезным. О старые добрые времена, где вы?! Теперь девицу из высшего общества интересует не только замужество и прочный брак, о нет, им подавай философию, социологию и политику. Именно об этом рассуждают современные барышни, собирающиеся за чаем в узком кругу. Именно это они разносят по городам и весям, вербуя в свои прогрессивные ряды новых адепток, таких же юных, с горящими глазами. Наиболее же падки на новомодные воззрения именно чародейки, одна из которых сидела передо мной и молола абсолютную чушь.
Теперь Гермиона была уверена, что, кроме пробежек, мне не помешает верховая езда. А еще, вероятно, и плавание в проруби зимой.
Ну, «езду» я еще стерпел, но, когда мы дошли до «проруби», взревел и схватился на голову.
— Ты просто чудовище, дорогуша!
— А ты — слабак. Я хотела бы видеть рядом с собой такого брата, от которого бы все встречные падали в обморок!
— Такого страшного?
— Наоборот. Я имею в виду образец совершенства!
Я не знал, что на это сказать. Одно ясно — Браул Невергор весьма далек от совершенства, тем более от его образца. Гермиона тешит себя напрасными надеждами. Оставалось лишь тактично ее о том уведомить.
— И не мечтай! — гаркнул я, гордо отвернувшись.
Юная волшебница погрузилась в свои душевные глубины, но пробыла там недолго и махнула рукой.
— Браул, ну хотя бы пробежка! А там, глядишь, войдешь во вкус…
— Нет!
— Ну ладно, я старалась, никто не скажет, что я сидела сложа руки…
— А что это ты с цепи сорвалась? Какая тебе реальная выгода от того, что я стану похожим на стройного атлета?
— Не веришь в мои благородные чувства? — удивилась Гермиона.
— Да как тебе сказать…
Я слишком хорошо ее знал, чтобы не испытывать здорового скепсиса.
— Хорошо, Браул, прекратим этот разговор, — промолвила она. — Вижу, ты предпочитаешь хиреть и чахнуть, вместо того чтобы дышать полной грудью.
— Предпочитаю. И, кстати, буду делать это даже назло, ибо слишком многие в последнее время долдонят мне, что я должен изменить свой образ жизни.
— Например, кто?
— Не надо далеко ходить — Квирсел… Он связал это с уровнем моего интеллекта и подверг его уничижительной критике.
— Я с ним согласна. Мозг, не получающий свежего воздуха, уменьшается в размерах, усыхает. В один прекрасный день ты обнаружишь, что думать тебе уже нечем.
— Замечательно. Думанье очень утомительно.
— Зануда!
— Надоеда!
— А кто еще говорил тебе, что ты заплесневелый мухомор?
— Зубастик. Впрочем, он скорее намекал…
— Зубастик? Изенгрим? Хм…
— Что значит «хм»? Этот злыдень, этот дьявольский шутник в очередной раз сотворил со мной одно из своих безобразий!
Гермиона внимательно посмотрела на меня.
— Женская интуиция подсказывает мне, что вчера с тобой что-то случилось…