— Я дурак, по-твоему?
Вопрос остался в статусе риторического.
— Почему вы не сбежали сразу? — спросила Гермиона, отвлекая Талулу от созерцания моей драгоценной персоны.
— Пришлось ждать, когда останемся одни. Камера там была словно клетка, со всех сторон просматривалась. Не могли же мы сооружать портал на глазах у надзирателя. Мы не назвали им своих имен, не сказали, что чародеи…
— Умничка, — похвалила Гермиона.
— Нет, вы подумайте, какие свиньи! Запихивать аристократов в железную клетку, в которой еще неизвестно кто сидел до нас! — возмутился Зубастик. — Жаль, я не переломал им ребра!
— Воображаю, что подумал тот стражник, которого прижучил Крайлог, — сказала моя сестрица. — Только что накрыли целую банду истребителей городского имущества, как на нем, имуществе, висит еще один! Но… все хорошо, что хорошо кончается! Выпьем! — Гермиона подняла свою чашку чая.
— Предпочел бы что-нибудь покрепче, — пробормотал Зубастик.
Никто не прореагировал. Все, так или иначе, находились под впечатлением. Впрочем, Поттера я мысленно поддерживал и подумывал смыться за стаканчиком джина.
— Итак, господа, — сказала Талула, промокнув губы салфеткой, — события приняли неожиданный оборот. Какие будут соображения?
Чародейская братия задумалась. Первым родил мысль я:
— Предлагаю провести «круглый стол».
— Что? С кем? — удивилась Гермиона.
— Насколько я помню, «столы» проводятся в случае, когда накопилась куча всякой ерунды, с которой надо что-то делать. В данном случае вопросов. Все собираются, вырабатывают единую стратегию, а потом следует банкет.
— Поддерживаю, — сказал Зубастик. — Соберем «круглый стол».
— А банкет?
Мопс вытаращил глаза, озабоченный вероятностью, что вторую часть моего предложения пропустят.
— Будет, — сказал я. — Позже.
— А можно сначала банкет, а…
— Нельзя!
Квирсел огорченно положил морду на край стола и смежил веки.
— А давайте пригласим Тузмеса! — вдруг предложила Талула. Мы аж подпрыгнули и все разом уставились на нее.
— Повтори, дорогая, а то мне в ухо что-то попало, — улыбнулась Гермиона.
— Предлагаю решать проблемы цивилизованно. Считаю, что хватит колошматить друг друга по головам, словно мы живем не в нашу просвещенную эпоху, а в каком-нибудь диком начале времен. Я понимаю, раньше без этого было нельзя — если не выпустишь кишки противнику, он выпустит тебе. Но, повторюсь, сейчас не…
— Поддерживаю! — Я поднял руку, словно голосование уже объявили. — Мне надоело подвергаться опасностям. Голосую за дипломатию!
— Но ты же хотел быть героем, — ядовито заметила Гермиона. — А это значит…
— Знаю, знаю, знаю! Но, как видишь, у меня нет ни белого коня, ни доспехов с мечом.
— Это можно организовать…
— Героем можно быть не только на ристалище! Правда, любимая?
Талула заворковала, причем настолько открыто, что у Зубастика и Гермионы отвалились челюсти.
— Я даже могу взять на себя роль главы согласительной комиссии, — предложил ваш покорный.
— Ну не знаю… — сказал Квирсел после долгого всеобщего молчания. — Ты, который не может найти свою левую ногу в яркий полдень…
— Что-о? — Тут я восстал. Никогда такого не было. Я точно знаю, где мои нош, в полдень или в какое другое время суток. Клевета! Это я и довел до сведения мопса, но не убедил.
— Стоп! Вернемся к исходной точке, — сказал Зубастик. — Кто за то, чтобы провести переговоры с противоположной стороной?
Мы подняли четыре руки и одну лапу.
— Единогласно. Прикинем повестку дня.
— Надо убедить Тузмеса и компанию отказаться от своих планов и действовать сообща, — сказала Талула. — Судя по настроениям, гуляющим в стане неприятеля, это возможно. Они лишились Крайлога и, исходя из сообщения Браула, скоро Эриделла Быстрая Стрела тоже сделает Тузмесу ручкой.
— Шансы велики, — согласилась Гермиона. — Но какие у нас аргументы?
— Как это? — спросил я. — Во-первых, железная логика и здравый смысл. Проще говоря, шкурный вопрос. Если мы дадим Пожирателю сделать его пожирательное дело, от этой шкуры мало что останется. И потом — мы можем прижать их к ногтю с позиции силы, ведь у нас все три артефакта.
— Дорогой, камни помогут нам остановить Пожирателя, но не Тузмеса. Разве что мы пригрозим, что дадим ему по лбу одним из них.
— Нелегко, — заметил Квирсел. — Как же тогда убедить Высокого сложить оружие? Он собирается отправиться в вечность, и Пожиратель для него — единственный способ это сделать. Разве что предложить что-то взамен… Пусть отправляется и оставит окружающих в покое.
— Тузмес полон решимости, — сказал я. — Даже не знаю, что может поколебать его. Воззвание к совести? У богов она есть?
— Когда-то он был заботливым и добрым, однако в изгнании его характер мог испортиться. Впрочем, это мы и наблюдаем. — Гермиона вытащила зеркальце, чтобы посмотреться. — Чем можно заинтересовать бессмертное существо?
— Предложить ему другое занятие, — сказал Квирсел, — Собирать марки, к примеру.
— Зачем Тузмесу марки? — отмахнулся Зубастик. — И потом, не все его сообщники возьмут да и перебегут на нашу сторону. Что делать с теми, кто останется?
Лига Трех Элементов задумалась, и чем дальше углублялась в процесс, тем явственнее слышался скрип мозгов.
Наконец я не выдержал, выдул еще порцию чая и заявил:
— Придумал!
Море сомнений, в котором плавают айсберги недоверчивости.
— Мы предложим Пожирателю Миров другое блюдо. Как знать, может быть, он им удовлетворится.
— Ну какое же?! Не томи душу, Браул! — воскликнула Гермиона.
— Пусть Пожиратель сожрет Тузмеса и тех, кто не пожелает перейти на сторону добра. Таким образом, и наш голодный друг получит хотя бы что-то, и Тузмес сгинет в пустоте, как хотел!
Сообщение мое вызвало в рядах спасителей мира неоднозначную оценку. Одни принялись говорить, что я сошел с ума, другие, наоборот, что я гений. Третьи сомневались, а четвертые заняли откровенно нейтральную позицию.
— Ну сами посудите. В чем проблема? Пожиратель томится семь тысяч лет в своей тюрьме. Вообразите, какой голод испытывает это странное создание! И для чего, собственно, он стремится на волю?
— Чтобы… сожрать мультиверсум, — подсказал мопс.
— Ага! И вот здесь мы подходим к самому главному!
— Темнишь, — заметил Зубастик, — Выкладывай, пока мое терпение не кончилось.
— Изенгрим, прекрати! — вступилась за меня Талула. — Если сам ничего придумать не в состоянии, то не мешай другим.