А дела шли, прямо скажем, неважно.
Хотя желудок эльфа был пуст, как барабан, беднягу мутило не переставая. Мысль о еде, даже о сухой корочке хлеба, покрытой плесенью, вызывала в нем дурноту. Виконт менял цвет, подобно хамелеону: от светло-зеленого, салатового, до насыщенного мшистого. Черныш пытался всячески облегчить участь господина, но ничего сделать не мог.
А тут еще орки. Разглядев, что посол не притворяется с целью дезертировать из их героических рядов, они начали наперебой советовать ему разные народные средства против морской болезни.
Впав в некий болезненный транс, Талиесин слушал.
– …болиголов, смешанный с черемшой и мышиным пометом, помогает, – говорил один чморлинг, существо, выходящее в море в исключительных случаях. – Моему дядьке помогало, а его просто наизнанку выворачивало, когда он видел даже самую обычную лужу, хы-хы…
Варвары ржали, советовали:
– …трижды в день отвар из настойки на волчьей ягоде и сметане. Как рукой снимет…
– Правда, польется из другого места, – заметил кто-то.
Десятка два глоток породили взрыв хохота.
Талиесин, по-прежнему замотанный до самого носа, вздрогнул.
Голоса доносились до него словно со дна глубокого колодца. Предметы обрели нездоровую резкость и четкость, а цвета, которых, кстати, и так было немного, словно нарочно резали глаза.
Черныш записывал некоторые советы, хотя сомневался, что его господину поможет даже самый безобидный из них. Тем не менее он собирался опробовать кое-что на ближайшей стоянке.
– Причаливаем! На правый борт!
Рев Бородульфа Сожру Живьем пролетел от носа до кормы. Моряки вскочили. Свежие гребцы налегли на весла, разворачивая драккар к берегу.
Талиесин повел головой, чувствуя, как в ней гуляет злобный северный ветер, и увидел приближающийся скалистый массив. Корабли целили в узкий фьорд.
– Мы прошли Кряж Замерзших Затылков, – сказал кто-то. – Теперь монстр может быть где угодно.
– Я поговорю с Бородульфом, – прошептал дроу виконту на ухо и исчез.
– А? – В полнейшей прострации Талиесин повел головой.
Волнение нарастало. Дружинники готовили оружие, нацепляли доспехи. Профессиональные рубаки, делали они это с деловитостью ростовщиков, считающих деньги.
Участвовали в предстоящей высадке все, кроме Талиесина.
Он потерял сознание от слабости.
– Пристанем все разом. В случае чего, нам понадобится вся наличная сила, – сказал Говорун Кровожадный Чтец.
Стоял он вместе с Пниллом на носу «Увальня» и разглядывал приближающийся берег.
– Это земля Кусак. А теперь они все мертвы… Так сказали беженцы. Старик Заболтай вместе со всеми сыновьями погиб, прикрывая отход женщин и детей. Считай, клана больше нет. – Пнилл сплюнул в воду.
– Ты прав… – набычился колдун.
Жрец сменил свои непрактичные одеяния на плотные кожаные доспехи, усиленные бронзовыми вставками. Броне было уже лет триста, но ввиду того, что она была семейной ценностью Говорунов, Чтец носил ее из принципа.
Драккары вошли во фьорд, паруса спустили заранее. Весла работали в среднем темпе. Никто не хотел рисковать и нарываться на неприятности с самого начала.
Говорун произнес несколько ритуальных заклятий, какие обычно применялись чморлингами при подходе к чужим берегам, и бросил в воду какой-то бурый порошок. Традиция предписывала сначала напугать здешних духов. Для этого нос драккара украшался какой-нибудь страшной башкой, и в довесок к ней полагалось совершить еще пару-тройку манипуляций. Например, помимо употребления особых формул, бросить дохлую ворону – с борта на берег. Ворон таких экспедиция заготовила немало, и вот первая из них шлепнулась на мокрые камни пляжа.
С помощью флажков и звуковых сигналов с «Увальня» передали остальным: готовиться к схватке, соблюдать осторожность, не орать…
Король дал знак чуть притормозить, давая возможность «Страдальцу Фигу» и «Чесотке» встать в одну линию с «Увальнем». Образовав условную шеренгу, драккары двинулись к берегу.
Место было широкое и удобное. Клан Кусак использовал его испокон веку. На скалах даже построили несколько крепких деревянных зданий, а по крутому каменистому склону шла широкая лестница.
Корабли приближались. Борта облепили воины с луками, копьями и гарпунами.
Прислушивались герои, приглядывались, не вылезет ли Грендель.
Еще до высадки многое стало ясно. В частности, что дыма костров нет, хотя рядом есть поселение Кусак. Нет ни чаек, ни иных зверей. Тишина висит мертвая.
Зато ветер, периодически меняющий направление, приносил к ноздрям наиболее чувствительных следопытов запах гниения.
Никто не удивился. Беженцы рассказывали о сотнях трупов, точнее, о том, что от них осталось. Насытившийся монстр просто разрывал людей на части. Забавлялся.
Драккары причалили одновременно. Ударные отряды спустили трапы и организованными тройками начали десантирование. Очутившись на камнях, тут же отбегали в сторону, занимая позиции и образуя защитный периметр. Сам Пнилл с секирой в руке был одним из первых.
В итоге на кораблях остались лишь дюжие охранники и кормчие.
– Вперед! – скомандовал король, указывая на лестницу.
– Вот так местечко, – проворчал Арбар. Он уже давно приготовил свой громадный меч к бою (и всю дорогу сюда тщательно точил лезвие). – Как дома…
– Дрожь берет, – отозвался Рээш Кальмар, озираясь. Кобольд напоминал обшитый сталью бочонок, увенчанный тыквой, тоже закованной в броню. Наружу торчала только борода, по боевому обычаю заплетенная в три косы. – Но лучше бы драка началась сейчас. Надоело ждать.
– Быстро сказка сказывается… – Шонвайн Утрехт тоже походил на одетый в доспехи бочонок, но меньшего размера и обхвата в талии. Гном поигрывал страшного вида чеканом, которым, очевидно, можно было раздробить череп мамонту.
Варвары высаживались молча. Для всех них, профи, такие операции были обычной тактикой. Набеги на тучные земли конкурентов и в Диккарии, и за ее пределами, они совершали по такой же схеме. Были, конечно, и нюансы, связанные с тактикой, что придерживались чморлинги, но в целом – дело привычное.
Гном, кобольд и орк с уважением взирали на их работу.
Во всем этом слаженном и гармоничном боевом спектакле был только один персонаж, не вписывающийся в общий замысел. Талиесин Эпралион.
– Глядите, наш утопист совсем прозрачный стал, – ощерился кобольд.
– Да… – почти сочувственно протянул Арбар, крутя мечом, который виконт не сумел бы поднять ни за какие коврижки. – Ума палата, а здоровьем слаб.
– Ага. Я думал, он мужик, – сказал Шонвайн.