Две девушки в тени. Их роли вполне могли бы сыграть Август и Лора, их роли мог бы сыграть кто угодно, все равно тень падает на лица, и их не разглядеть. Одна девушка на солнце. Я так и вижу это, хотя солнце не привносит ничего нового в образ Тинатин, оно просто не в состоянии привнести – потому что Тинатин самодостаточна. Она была бы самодостаточной, даже если бы сидела за кассой в супермаркете. Тинатин за кассой – картинка впечатляет. У ее кассы всегда очередь, она упорно не желает рассасываться, любому клиенту Тинатин может втюхать все, что угодно, помимо того, что уже лежит в корзинках: монетки в один форинт, краденые автомагнитолы, винилы с фортепианными концертами Рахманинова, зубную нить, расфасованные части тел ее прежних воздыхателей. И пластиковые стаканчики.
Да. Пластиковые стаканчики – прежде всего.
Лора тоже думает о Тинатин. Ей не хотелось бы думать, но она думает.
В ее мыслях Тинатин не за кассой в супермаркете, и не на солнце. Она – в тени. Совсем не оскорбительно, тень предполагает наличие второй девушки, так почему бы второй девушке не оказаться самой Лорой? Две девушки в тени, две девушки в джакузи, две девушки в ресторане, две девушки за шахматной доской, две девушки, грабящие банк, и, как следствие, – две девушки в наручниках. Лора… Согласилась бы Лора на такое развитие событий?..
Я и не знал, что Лора отпечатала фотографию.
Ту самую, которая была прислана вместе с адресом клуба «Hangar 51-19».
Она всплывает в Лориных руках как рыба, поднятая с глубин. Рыба, тело которой обезображено чудовищным давлением; удильщик, я видел таких рыб в программах ВВС «Живая природа», ничего хорошего. Снимок явно проигрывает фотографиям в доме Август, всем этим мужикам, всем этим террористам, всем этим псевдоработягам, копающимся в моторах.
– Кто это? – спрашивает Август, разглядывая фото.
Ее лицо выражает страдание, не по поводу изображенной девушки, вовсе нет. Качество, вот что ранит сердце Август, профессионального фотографа.
– Девушка, которую… Которую ищет Макс, – слова даются Лоре с трудом.
– Как же бездарно снято! – сетует Август. – Хотите травы?
Трава – отвлекающий маневр. Август еще не решила для себя, вспомнить ли ей Тинатин или не вспоминать вовсе. Вспомнить Тинатин – означает вспомнить печальную историю с Ильей Макаровым, погибшим в Альпах под лавиной или что-то вроде того. Это означает вспомнить самого Илью. Илья назвал Август единственным другом, я сам читал его письмо. У единственных друзей всегда есть скучные обязательства, как говорила Марго? «Друзья дарят друг другу зажигалки, одалживают деньги и повторяют судьбу друг друга. Все остальное – не существенно». Повторяют судьбу – вот что должно волновать Август. Полную жизни и распоряжающуюся другими жизнями. Хотя бы и призрачными, запечатленными лишь на снимках. Август наверняка готова говорить о каждом из снимков, о каждой пуговице на летных и пожарных куртках, она готова развить дискуссию о модных писателях, о девичьих грезах, которые чужды ей так же, как эскимосу чуждо снаряжение для подводных съемок. Она готова говорить о чем угодно, но…
К Тинатин она не готова.
– Я бы пыхнула, – Лоре тоже нужна передышка.
– Я, пожалуй, воздержусь. – Вряд ли кто-то здесь слышит мой голос.
– Интересное лицо. – Август нужно что-то делать с фотографией, как-то реагировать на нее. – Но снято бездарно.
– Да брось ты… Мы ведь не о художественных достоинствах говорим…
– А о чем?
– Ты же сама сказала – интересное лицо.
– Я, знаешь ли, перевидала интересных лиц…
– Но не таких! – срывается Лора.
Вот ты себя и выдала, детка.
Все последующее происходит почти в гробовой тишине, все мы качаемся на ее волнах, все трое. Я даже начинаю переживать, как бы Август не намочила свежезабитый косячок, но Август – молодец, справляется. Она и делает первую затяжку, трава потрескивает, мы с Лорой не отрываясь смотрим на яркий кончик папиросы.
– Отличная трава. Я знала одного парня, который сочинял картинки из дыма, – Август передает косяк Лоре.
– Это как? – удивляется Лора.
– Ну выдувал картинки из дыма. Так, ничего особенного, но со стороны выглядело потрясающе. Раз – и картинка. Лучше всего у него получались сердца.
– Сердца?
– Обыкновенные сердца… Какими обычно их все изображают. – Август обеими руками рисует в воздухе сердце. – Вот такими! Он говорил, что это сердца его возлюбленных. Всех тех, кого он бросил. И которые бросили его.
– Что ты говоришь! А где теперь этот фокусник? Ты должна меня с ним познакомить. Непременно! – Лора вдруг проявляет необычайный интерес к рассказу Август.
– Ничего не получится, принцесса. Он теперь далеко, в Америке. То ли в Далласе, то ли в Денвере. Работает санитаром в доме престарелых. Написал мне письмо, что счастлив.
– Счастлив? – Трава уже берет свое, и Лора принимается хохотать. – В доме престарелых? Ну надо же! Ха-ха!
– Ха-ха, – подхватывает Август. – Представляешь это счастье?
– Ха-ха! Ха-ха-ха!
– Он бросил выдувать сердца и теперь выдувает логотип Nike! Берет за это деньги. Нет, ты представляешь, берет деньги за бутсу! По баксу с рыла. С одного старческого рыла! Ха-ха!
– Он их там всех разорит! Развалит все социальную систему!.. Ха-ха-ха!..
Август катается по полу, Лора корчится от смеха на диване, грустное зрелище.
– Я видела эту девушку, – сквозь смех говорит Август.
– Правда?
– Не лично, нет… И не на тусовке… Подожди… В каком-то из каталогов, уж не знаю чего. Она модель и, кажется, работает в рекламе.
– А ты можешь узнать точнее? – Лора вытирает взмокшее от смеха лицо. – Мы… То есть Макс… Макс будет тебе благодарен. Ведь так, милый?
– Да, – я киваю.
– Я поинтересуюсь… Не факт, что узнаю сегодня…
– Постарайся, – напирает Лора. – Это очень важно… Для Макса.
– Как ее зовут?
– Тинатин, – быстро отвечает Лора. Даже слишком быстро.
Август хмурится, у Август не остается никаких сомнений, Лора спрашивает не «для Макса», плевать ей на Макса и совсем не плевать на Тинатин. Губы Лоры, обычно жесткие, расцветают; да, теперь они похожи на чашечку цветка, в самой его сердцевине – беспечная пчела, мерцающие буквы на крыльях, мерцающие буквы на брюшке: Ти-на-тин.
– А у него разные глаза, – Август задумчиво смотрит на меня. – И как это я раньше не заметила…
* * *
…Лора спит на втором этаже, оправдывает свое звание принцессы.