– Господин подофицер, разрешите представиться, кадет Евгений Белов! – уверенно и четко произнес юноша. Он успел совладать со своими чувствами и передать флягу кому-то из солдат. – Прошу мной располагать.
Я опешил, пытаясь сообразить, кто такой кадет и с чем его едят. Если он обратился ко мне как к равному, а это явно проистекало из уверенного тона юноши, то почему он не взял на себя командование? Убит горем? Растерян? Ни одно из предположений не выглядело убедительным. Зато юноша один среди всех носил кобуру с пистолетом. Значит, все-таки не простой солдат. Своевременно появился кадет Белов, а то у меня фонтан приказов уже собирался иссякнуть.
– Вы готовы взять на себя охранение? – осторожно поинтересовался я.
Юноша согласно кивнул.
– Это вам средство усиления. Надеюсь, разберетесь? – С этими словами передал ему «мастерворк» и «бандольеро» с пулями. – Через положенное время мастер-стрелок Буян подберет смену.
Оба в унисон ответили: «Есть, разрешите идти?» – с чем и отправились исполнять приказы.
А я собрался помочь Фоме исцелять ранения. Колотые, резаные, пулевые и ожоги. От одного вида которых становилось дурно. Еще бы знать, как к ним подступиться… Неуклюже опустился на колени. Чего-то худо мне. Никак ответственность за полтора десятка жизней давить начала.
– Я посмотрю вашу рану, – встрепенулся лекарь.
– Нет, она в порядке. Только после них, – махнул рукой с браслетом в сторону солдат и добавил: – Не обсуждается.
Медик задержал свой проницательный взгляд на магическом камне и продолжил пользовать тяжелораненых. Интересно, а как он узнал, что я ранен? Неужели протекает из-под пластыря? Или по другим признакам распознал? Нет в лесу зеркал, а надо полагать, я не только бледное от потери крови лицо морщу, но и движения стеснены. Мало ли косвенных признаков?
Дотянулся до пакета с медициной и взял пожевать еще половинку волшебного листика. Ничего так вкус, терпкий и горьковатый. Оставшийся запас Фома распределил среди раненых с наказом тщательно жевать и ни в коем случае не глотать целиком. Тяжелые получили по листику, легкораненым досталось по половинке – на этом запас местного аспирина иссяк. А вот завтра… что ж, я-то потерплю, а вот одноглазому с распоротым бедром, усачу с рассеченной грудью, юному рекруту с переломом руки, да и тем, кого попятнали свинцовые картечины, – не позавидуешь.
В сторонке в углублении затрещал сухими веточками костерок. Над огнем, поддерживая друг друга, притулились солдатские котелки. Буян принес Фоме все бинты и условно чистые тряпки, собранные с миру по нитке.
Затем расторопный боец подробно доложился по ситуации, благодаря чему удалось подвести невеселые итоги. Под моим началом оказалась инвалидная команда в составе восемнадцати человек. По моему мнению, слабовооруженная и не способная к дальнейшей ретираде методом форсированного драпа по лесисто-болотистой местности. Держать оружие и сражаться могли двенадцать человек. Плюс ценный и мобильный, но, увы, классический некомбатант Фома Немчинов. Что-то с математикой у меня хреново, себя вот забыл посчитать среди боеспособных. На двенадцать потенциальных носильщиков имелись пятеро неспособных самостоятельно двигаться. Я тащить никого не могу и не буду, как бы меня самого не пришлось завтра кантовать. Вот выйдет весь адреналин, улетучится активное вещество обезболивающего – и привет.
На всю честную компанию, без учета моего арсенала, приходилось одиннадцать единиц стрелковки и три исправных арбалета. Из холодного оружия Буян почему-то особо выделил две «боевые косы», хотя сам вооружен кинжалом и короткой саблей с массивной гардой, а многие солдаты таскали в ножнах тесаки, здорово смахивающие на мясницкие ножи с длинной ручкой. К десяти гладкоствольным ружьям системы Дербана имелось ровно десять пуль, но по причине полной разрядки магических батарей, гамионов, в состоянии поражать врага стрельбой только половина. Боекомплект драгунского двуствольного пистолета, которым владел юный кадет, составлял четыре пули. К арбалетам в наличии по шесть болтов. Если принять во внимание неисправный арбалет, то можно порадоваться дисциплине моих солдат – никто не бросил оружия, даже стволы тяжелораненых вынесли вместе с их владельцами.
Что до скудости боезапаса, то подсказчик в моей голове поведал любопытный факт – батальон выступил в поход с половиной штатного боекомплекта.
Запасные гамионы к оружию хранились вместе с пулями в обозе под надзором подофицеров. За несколько дней до похода в батальоне произошла замена всего командного состава на присланных из Империи амнистированных преступников из числа бывших военных. Большинство из них незадолго до нападения перешли на сторону бандитских шаек. Отдельные капральства и вовсе остались без огнестрельного оружия перед лицом врага.
Степень военного маразма перешла грань политического предательства. Батальон стрелков цинично послали на убой. Захотелось плюнуть в глаза Светлейшему Князю Белоярову.
Итак, две единицы холодного древкового, а именно глефы, поименованные «боевыми косами». Тут необходимо остановиться подробнее. Я и сам слегка «подзавис», переваривая очередную порцию интеллектуальной помощи подселенца попаданцу. К глефам прилагались два необычных одинаковых с лица мужика богатырских размеров. В качестве защитного снаряжения гигантам служили стальные помятые кирасы поверх стеганых фуфаек все той же светлой расцветки, украшенной теперь жуткими узорами бурых пятен. Предплечья окружали подобия буфов, отчего казалось, что у «глефоносцев» гротескно перекачаны бицепцы. Локти закрывали наручи с гибкой пластиной, защищающей тыльную сторону ладони поверх грубых кожаных перчаток. Защиту головы обеспечивали стальные шлемы-каски с козырьками и пластинчатой защитой шеи.
Титаноподобные бойцы в лексиконе моего суфлера фигурировали под названием «древичей». Нет, они не являлись каким-то особым воинственным племенем, проживающим в дебрях, чащах и пущах русинских княжеств, в силу жизненных обстоятельств или божественного произвола получившие роль «швейцарцев». Несомненно, они являлись живыми людьми со всеми их сильными и слабыми сторонами. Несомненно, они обладали душой и разумом. Вот только появлялись они на свет не вполне естественным путем. Их отцы – колоссальные деревья, Асени. Посмертные воплощения великих героев и мудрых правителей русинского народа. Сохраняя мой когнитивный процесс в деловом русле, процесс оплодотворения, как и все прочие, суфлер оставил за кадром.
Под моим началом оказались два опытных, хорошо обученных воина первой линии. В наемных отрядах им бы гарантированно платили двойное жалованье. Ходячие мясорубки. Способные остановить несущегося на пехотное каре драгуна или любую тварь, порожденную колдунами Скверны. Способные без устали, игнорируя раны, перемалывать в рукопашной любую пехоту, кроме, пожалуй, наемных латников и панцирников имперской гвардии. Готовые сражаться до конца в самой безвыходной ситуации, заставляя врага дорого заплатить за их жизни…
Имелся лишь один недостаток. Парни туговато соображали и нуждались в приказах. Лишенные цели и командира, они совершали массу тактических ошибок и теряли возможность дать отпор паршивому сквернавцу.